Мое любимое чудовище

Аполлон убрал руку, а Лили свою оставила, ощущая мощное биение его сердца, потом кончиком пальца обвела его сосок, отчего тот сжался, превратившись в тугую бусину. Лили внезапно захотелось коснуться его языком, но она не решилась и погладила второй сосок. Реакция плоти на ее прикосновения не замедлила себя ждать. Аполлон судорожно втянул носом воздух, голова его была запрокинута, глаза закрыты, а плечи, такие сильные и широкие, вздрагивали от малейших ее прикосновений.

Благоговейный трепет охватил все существо Лили при одной только мысли, что ей удалось вывести из равновесия такого крепкого мужчину, что он в буквальном смысле слова дрожал от прикосновения ее пальцев.

— Я хочу называть тебя Калибаном, — прошептала Лили. — Можно?

Он взглянул на нее из-под полуопущенных век:

— Калибан, Аполлон, Смит, Ромео… Какая разница? Имя ничего не значит. Я тот же, каким был, какой есть и буду всегда.

Лили кивнула, а он внезапно отстранился, и пока она соображала, в чем дело, быстро избавился от одежды и, полностью обнаженный, широко раскинув руки в стороны, повернулся вокруг своей оси.

— Я такой, каким меня сотворил Господь: ни больше, ни меньше, так что принимай меня таким.

Он без капли стеснения гордо стоял перед ней, и Лили очень понравилось увиденное: мощный торс, узкая талия, мускулистые бедра. Такие же волосы, как на груди, вились вокруг пупка и спускались полоской вниз, покрывая весь пах, откуда восставала его плоть — впечатляющих размеров, подрагивавшая и дерзкая.

Аполлон не был красивым в общепринятом значении этого слова: скорее мужественным, но куда важнее оказалось то, что, сбросив одежду, он избавился от всего, что так не нравилось Лили, и превратился просто в мужчину, того самого, кого она встретила в парке.

Она протянула руку:

— Кто бы ты ни был, иди ко мне.

Аполлон взял ее руку, но, вместо того чтобы лечь в постель, притянул Лили к себе и прошептал:

— Я очень хочу сделать тебя такой же, и тогда мы станем равны.

С этими словами Аполлон ловко развязал и расстегнул все, что можно, проворно расправляясь с тонкой тканью и тугой шнуровкой, благоговейно снял с нее лиф, юбку, корсет, нижнюю сорочку, туфельки и аккуратно уложил в кресло. Затем он опустился на корточки, чтобы снять чулки, и для удобства поставил ее ногу себе на колено. Это были ее лучшие чулки, хотя на пятке одного все же пришлось заштопать дыру. Аполлон стягивал чулок так осторожно, словно тот был соткан из кружева, на мгновение замер, чтобы поцеловать ее босую ступню с аккуратными пальчиками, потом принялся за вторую ногу. При этом он был так близко, что опущенной головой почти касался ее лона.

Лили судорожно сглотнула, заметив, что его строптивые локоны оказались угрожающе близко от покрывавших ее лоно волос, а потом почувствовала, как его пальцы скользнули ей под колено, он наклонился и коснулся этого местечка губами.

Рука Лили переместилась с его плеча, на которое опиралась, на голову. Погрузив пальцы в густые волосы, она судорожно цеплялась за них, в то время как Аполлон, совершенно позабыв о чулке, двигался вверх по ее бедру, касался нежной кожи языком, покусывал и посасывал. Ощутив его дыхание на своей увлажнившейся плоти, Лили едва не упала: подкосились ноги. Тогда он подхватил ее за бедра, развернул так, чтобы она могла опереться о кровать, закинул ее ногу себе на плечо и зарылся лицом в ее нежную набухшую плоть.

Ошеломленно охнув, Лили забыла, что нужно дышать. Все ее мысли и чувства сконцентрировались в единственном местечке между ног, на которое он нежно надавливал языком, сводя ее с ума.

Лили беспомощно ухватилась за его голову и вскрикнула, когда он обхватил губами чувствительный бугорок в невероятно нежной, но при этом безжалостной ласке, а потом принялся посасывать его, поглаживать языком, и это стало последней каплей.

Сунув в рот кулак, чтобы не закричать, Лили выгнулась навстречу его губам, нога, лежавшая на его плече, непроизвольно дернулась, а из ее горла вырвался звук, похожий на скулеж. В ее глазах заплясали черные точки, когда по телу прошла волнами судорога, а потом начало разливаться тепло. И все это время Аполлон не отрывался от ее лона: лизал до тех пор, пока она, надавив ему на плечи, не отстранилась, заставив остановиться.

Тогда он поднял голову, скользнул вверх по ее телу к пупку и погрузил в него язык. Лишь почувствовав, что она ждет от него большего, Аполлон уложил ее в постель, раздвинул бедра пошире и устроился между ними так, что голова оказалась на уровне ее груди.

— Какие хорошенькие, упругие, нежные, — произнес он глухо и обвел языком сосок.

Лили всхлипнула от невероятно острого ощущения, а он обхватил сосок губами и принялся сосать — нежно, но неумолимо. Не остался без внимания и второй: им занялись ловкие умелые пальцы. Лили выгибалась, ерзала, стонала от снедавшего ее желания — почти болезненного после только что испытанного наслаждения. Аполлон тоже был возбужден, готов с ней соединиться, но, казалось, не хотел торопиться, давая возможность ей сполна насладиться его ласками.