Моего айдола осуждают

Мама долго не могла смириться с тем, что я ушла из школы. У нее были свои ожидания от жизни, и сложившаяся ситуация с ними никак не совпадала. И дело не только в том, что младшая дочь решила бросить школу. Мама старела, и ее здоровье ухудшалось. Новый терапевт оказался неприветливым. Ее подчиненная забеременела, и количество работы у мамы увеличилось. Приходилось больше платить за электричество. Растения соседей, супружеской четы, разрослись и заползли на наш участок. Папа давно не приезжал: был сильно занят на работе. У только что купленной сковородки отвалилась ручка, но изготовитель занял странную позицию и еще не прислал товар на замену, хотя прошла уже неделя.

Ко всему прочему вечный недосып, хроническая бессонница. Она говорила, что у нее прибавилось седых волос, и подолгу стояла перед зеркалом, выискивая их. Тени под глазами тоже стали темнее. Сестра как-то купила ей консилер, который советовали в соцсетях, но только разозлила ее этим. Сестра расплакалась, а от ее рева мама еще больше раздражилась.

Вздохи, словно пыль, скапливались в комнате, всхлипывания проникали в щели между досками пола и впитывались в дерево шкафов. Скрип неаккуратно передвигаемых стульев, хлопанье дверей, зубовный скрежет и упреки накапливаются, просачиваются наружу и стекают по стенам вниз, к фундаменту, наслаивается пыль, разрастается плесень, и понемногу дом стареет. Начавший разваливаться из-за всех этих неприятностей дом иногда, по-моему, даже ждет, когда его разрушат. Известие о смерти бабушки мы получили как раз в такое время.

На работе мне сделали выговор за то, что я слишком долго несла жаренную на гриле сайру и она остыла, а когда я пришла домой, то увидела, как мама, причесываясь на ходу, поспешно запирала окна.

– Поехали. Бабушка умерла.

Она несколько раз с силой надавила на кнопку пульта и выключила телевизор. После того как выключили свет и вентилятор, стало тихо. Сестра, уже с красными глазами, наливала чай в бутылку.

– Переодевайся.

Это было неожиданно. Все равно как когда ешь шоколадные конфеты из большого пакета, каждую в своей обертке, а тебе говорят, что ты сейчас съела последнюю. Вот так же и известие о смерти.

Сев в машину, мы некоторое время молчали. Только мама за рулем плакала, внешне оставаясь совершенно спокойной. Мне показалось, что слезы у нее текут сами по себе, по ее неизменно невозмутимому лицу. Она периодически вытирала их, будто бы они просто мешали обзору. Когда мы выехали на скоростную трассу, сестра уставилась в окно и наблюдала, как исчезают расплывающиеся разноцветные лучи.

Мой телефон издал чмокающий звук – это Наруми писала, что хочет поговорить со мной вечером. Читая сообщение, я ясно представила лицо Наруми до операции. Кажется, в прошлом году, во время каникул перед вступительными экзаменами – еще до того, как я ушла из школы, – она сделала себе двойное веко[20]. После каникул вокруг глаз у нее еще держался отек. Некоторые ученики за ее спиной перешептывались, но со временем такие эпизоды исчезли из поля зрения ее теперь красиво очерченных глаз. В том смысле, что глаза Наруми теперь смотрели только на ее кумира. Я отправила ей шаблон: «Ок». В этом шаблоне были голоса членов группы Mazama-za, и при отправлении прозвучал очень звонкий голос Сэны: «Окей!» Сестра вздрогнула, но не отвернулась от окна.

Пока мама сопровождала бабушкино тело, которое везли из больницы, мы с сестрой отправились в мамин родной дом. Сестра сдвинула на край стола валявшиеся там газеты, пакетики с морской капустой и мелкими маринованными сливами с истекшим сроком годности, намочила высохшую и ставшую твердой тряпку. Она вытерла стол, побелевший от мелкой пыли, и стало понятно, что у него светлая столешница. Разложив на столе, в котором отражался круг лампы дневного света, купленные в маленьком круглосуточном супермаркете бэнто, она выложила палочки. Курицы и жареной свинины в них, кажется, было побольше, чем в тех готовых обедах, которые продаются в супермаркете недалеко от нашего дома.

– Будем есть? – спросила я.

– Да нет. Хотя можно и поесть, – ответила она, глядя на часы.

Я пошла на веранду, сунула ноги в сандалии и вышла во двор. Встала у каменной ограды, обрамляющей маленький пруд, в котором неясно отражалась луна, и набрала номер Наруми. Она ответила после первого же гудка:

– Приветик!

Услышав ее голос, я опять представила ее прежнее лицо.

– Ты чего? – спросила я.

Она ответила:

– Давно не общались.

– Ну да.

– Без тебя в школе грустно.

– У меня тут всякое…

– Ну да.

– Угу.

Мы немного помолчали.

– У тебя ведь тоже что-то случилось?

– Как ты поняла? Имей в виду, новость шокирующая.

Я разговаривала, шагая по верху каменной ограды вокруг пруда и пытаясь удержать равновесие, но, услышав это, спрыгнула на землю.

– Что? Ну, говори же!

– Мы обменялись контактами!

– Что?! – Я раскрыла рот в преувеличенном удивлении, и туда бы залетел жучок-листоед, если бы я не отмахнулась от него. У меня закружилась голова, и я рухнула на дощатый настил веранды.

– Молодец! Вот это здорово!

– Это все эффект от операции!

– Да ладно тебе!

– Точно!