Моего айдола осуждают

Иногда сестра заходит с комментариями о моей фанатской деятельности. Удивляется: мол, что ты в нем нашла? Мол, неужели тебе такие лица нравятся? У Акихито лицо не такое плоское, а Сэна лучше поет.

Дурацкий вопрос. Разве должна быть причина? Если дорого само его существование, дорого и все, что связано с айдолом: лицо, танцы, песни, интонации, характер, манеры. Это как в поговорке «если не любишь монахов, и на рясу смотреть противно», только наоборот. Если тебе понравился монах, то ты любишь даже распустившиеся ниточки на его рясе. По-моему, так.

– А деньги когда вернешь? – делано небрежным тоном спросила сестра.

– Ой, прости! – ответила я в том же тоне. Это мы о том случае, когда я заказала что-то наложенным платежом, а сестра, случайно оказавшаяся дома, заплатила за меня. Я сказала ей, что верну с зарплаты, и попросила подождать, потому что скоро состоится голосование за самого популярного члена группы и мне нужны будут деньги на дополнительные траты, и она снова фыркнула.

– Интересно, насколько изменится рейтинг.

Я пожала плечами.

– Он ведь зависит от количества пришлых?

– Думаешь, уйдут?

– Наверняка многие из тех, кто пришел после «Нержавеющей любви», отвалятся.

После фильма «Нержавеющая любовь» у айдола появилось много новых фанатов. У него там не главная роль, но – возможно, еще и из-за не очень хорошей игры главной героини, по фильму она его младшая подруга – он стал очень популярен, и для фанатов фильма последний инцидент, наверное, был болезненным ударом.

Мама вдруг несколько раз с силой ударила по клаксону, коротко бибикнув. Сдавленным голосом она прошипела, чтобы не было слышно в ехавшей навстречу машине: «Что ж ты делаешь!»

Сестра сглотнула, будто это было сказано ей. Болтая о всяких пустяках, она все время следила за маминым поведением. Она всегда так делает. Если маму что-то беспокоит, она молчит, и чем дольше мама молчит, тем больше болтает сестра.

Я слышала, что, когда давным-давно отца отправили в заграничную командировку, это бабушка была против, чтобы мы ехали всей семьей. Она заявила, что мама хочет оставить ее, вдову, совсем одну, что это неуважение к матери, и заставила мою маму с детьми – бабушкиными внуками – остаться в Японии. Мама говорила о бабушке только плохое.

Сестра пошарила в пакете, который мы купили в больничном киоске, и со щелчком открыла бутылку с чаем. Отпила глоток, потом посмотрела на этикетку с составом и снова поднесла бутылку ко рту. С полным ртом чая она сдвинула брови и мотнула головой в мою сторону – мол, будешь? – а потом прополоскала чаем горло и спросила: «Будешь?» Я угукнула и взяла у нее бутылку, но из-за тряски горлышко стукнуло о зубы, и я чуть не пролила чай через нижнюю губу. Жидкость полилась внутрь, успокаивая пустой желудок. После того, как бабушке сделали гастростомию, прошло уже два года, но я до сих пор не могла осознать, что людям, которые не могут глотать пищу, делают отверстие в желудке и вводят туда питательные вещества напрямую. В палате нельзя есть, поэтому, если ехать навещать бабушку в середине дня, получается, пропускаешь обед.

Меня укачивало, а в таком состоянии на экран телефона сложно смотреть, поэтому я вставила наушники и начала слушать их последний альбом с его сольной песней. Когда в предыдущем голосовании, еще до того, как разгорелись страсти, айдол занял первое место по популярности, у него вышла сольная песня «Двуличная Ундина», и слова к ней тоже писал он сам. В начале идет впечатляющий гитарный перебор, а потом слышен короткий вдох и раздается хриплый голос: «В горизонт…» Я чувствую, как по моим плечам разливается тепло. По сравнению с электронными мелодиями, которых стало так много в последнее время, эта очень простая, и к тому же в ней чувствуется какая-то печаль. «В горизонт вонзая клыки…» Когда эта песня только вышла, некоторые влюбленные в кумира фанатки болтались по Сети, выискивая девушек с выдающимися вперед клыками.

Я открываю глаза. Дождь серой дымкой смазал границу между небом и морем. Дома, прилепившиеся к берегу, заперла внутри себя темная туча. Когда соприкасаешься с его миром, начинаешь все видеть по-другому. Глядя, как шевелится мой пересохший язык внутри отражающегося в оконном стекле темного теплого рта, я беззвучно напеваю слова песни. Тогда мне начинает казаться, что звучащий в ушах голос кумира срывается с моих губ. На мой голос накладывается его голос, на мои глаза накладываются его глаза.

Мама поворачивает руль. Капли дождя, до которых не достают дворники, стекают струйками, и вытертое под ритмичные звуки – ту-тук, ту-тук – лобовое стекло снова заливает вода. Деревья вдоль дороги теряют очертания, и в глазах остается только свежая зелень.