МОГАЕВСКИЙ

— Европейский еврей. Однако в подростковом возрасте частенько фантазировал я, что меня подбросили, подкинули. Знал я две истории про подкидышей, девочку и мальчика. Девочку нашли у двери окраинного домишки в красивой корзинке, дитя завернуто было в тончайшее белейшее белье со срезанными с углов простыни монограммами, вензелями либо аристократическими гербами; а мальчика — на пороге деревенской избы в открытом шикарном саквояже. К девочке прилагались золотой браслет и золотой крестик с цепочкою, в завязанном уголке батистовой простыни мальчика нашлась массивная золотая брошь. Детей крестили, они получили отчества и фамилии приемных родителей, их вырастили как родных. Два предреволюционных сюжета.

— Как в романе!

— Ты читаешь романы? Какие? Чьи?

— Фенимора Купера, Майна Рида, Уилки Коллинза, Виктора Гюго, Загоскина, Лажечникова, Алексея Константиновича Толстого, Жорж Санд, Дюма, Лидии Чарской.

— Надо же! Так ты читательница! Приятно слышать. Я сам читатель.

Эрике все время казалось — Тибо рассказывает ей сказки.

— Я получил свою скрипку в подарок от одного из старших сыновей лютьера Лемана, когда заканчивал школу. Вот как давно она со мною и будет со мной до конца моих дней, как моя жизнь. Даритель был гораздо старше меня, считал меня талантливым; кроме того, у нас был общий любимый поэт, Гумилев, я читал его книги, многие стихотворения знал наизусть; а сын Лемана в детстве дружил с Гумилевым, они вместе учились и играли.

— У Лемана было несколько сыновей? Ты сказал — «старший».

— Девять сыновей и две дочери.

— Как у отца Мальчика-с-пальчика. Отец брал детей в лес, куда ходил выбирать деревья для своих скрипок, как дровосеки выбирают деревья на дрова?

Тибо засмеялся.

— Некоторые скрипки он и впрямь превращал в дрова. Он сжигал инструменты, которые считал несовершенными. Мне рассказывали, что так сжег он чуть ли не четыреста скрипок и пяток виолончелей, успев поиграть на них и дать им имена.

— Свои книги жег Гоголь, — сказала полусонная слушательница. — Я Гоголя боюсь. Скоро начну бояться твоего лютьера. Папин друг, вегетарианец, говорит: не ем тех, кто моргает. А легко ли сжечь тех, кому сам дал жизнь и имена?

Тут провалилась она в сон, и Леман, которого она знала в лицо, потому что у Тибо была фотография репинского портрета, сказал ей:

— Вот как, я внушаю вам страх? Все знают, что я гипнотизер, вот сейчас я погляжу на вас, прелестная барышня, и вы вместе со своими страхами уснете и заспите их.

— Пожалуйста, не глядите на меня, — отвечала она,— я и так сплю.

Случалось, засыпала она на несколько минут, если не на несколько мгновений, но в эти ничтожные промежутки времени необъяснимым образом помещались долгие диалоги и длинные проходы по улицам, берегам и тропам никогда не виденных ею прежде пространств, выныривающие из тумана металлические (тронутые патиной ржавчины) мостики Стрельны, небольшой (похожий на игрушку) самодельный старомодный самолетик на фоне вангоговских полей Франции, гарнизонная крепость в Польше с замкнутыми крепостными стенами клочками земли, где попадались уголки высокой некошеной травы.

В следующий долгий десятиминутный сон после пятиминутного тихого пробуждения явился ей скрипичный мастер сидящим на берегу одной из рек. Он сидел на лодочных мостках и вытачивал стрелу для лука кого-то из многочисленных детей своих, тонкую, длинную, с чуть утяжеленным острием и прорезью для тетивы на торце.

— Играет в индейцев, а при небольшом росточке и кудрявой головушке похож не на лучника воинственного, а на Амура. Но склонен воевать в любой роли, как большинство мальчишек. Я же с младых ногтей так тяготился военным ремеслом, на которое осужден был судьбою, что это отравило мне детство и юность. Отец мой под конец жизни потерял все состояние, был вынужден заняться частной врачебной практикой, в свое время дед отдал его в военную службу, в артиллерию; однако в артиллеристы он не годился, стал типографом, сведущим в автотипии, фотографом большого таланта, прекрасным музыкантом, пианистом, композитором, автором опер и балетов, по воскресеньям в доме собирались синодальные певчие и исполняли сочиненные им духовные концерты. А деловой жилки в нем не было вовсе, его все обманывали, кому не лень. В некотором смысле я должен был повторить судьбу отца.