«Второе действие. Альберт приходит на кладбище. Что испытывает он в это мгновение? Считает ли он себя лишь нечаянным виновником смерти Жизели, или он до конца осознал совершенное им зло? Может быть, он, прося прощения за содеянное, стремится к духовному перерождению? Или следует за Жизелью, как за своей мечтой? Мне ближе последнее. Передать это состояние безумно трудно, потому что Альберту предстоит пройти долгий и сложный путь самопознания, предстоит внутренне измениться. И для него это встреча не только с Жизелью, но и со своим прошлым, со своей памятью, со своей совестью. Он предчувствует, что встреча с Жизелью состоится, ведь она постоянно в его душе, как незаживающая рана. Вот почему Альберт вовсе не изумлен, когда видит призрачную виллису Жизель. Так и должно быть – появление Жизели означает не только ее прощение, но и внутреннее перерождение Альберта, способного испытать глубокие сильные чувства. Уже в начале второго акта зрителям важно понять, что того прежнего легкомысленного Дон-Жуана больше нет, хотя и тот мог, наверное, в минуту раскаяния и одиночества прийти с цветами на кладбище. Перед нами человек, для которого любовь – святыня. Это одна из самых прекрасных, самых трудных сцен во всем мировом балете. Здесь не нужна напыщенность, пафос, нарочитая сила чувств. Тут необходимы только зыбкие полутона, чарующая недосказанность. Каждая поддержка, каждая поза, каждый жест полон нежности, пронизан лучами лунного света, напоен ночными ароматами. Альберт чувствует, что Жизель уже неотделима от него, как неотделима от этой бесконечной волшебной ночи… Поединок Альберта с Миртой и виллисами становится борьбой не за жизнь, а за право любить Жизель, остаться с ней. Танцуя по приказу Мирты, повелительницы виллис, Альберт теряет последние силы, но он не боится смерти. Он боится лишь, что не сумеет, не успеет доказать Жизели свою любовь и верность. Виллисы неумолимы, лишь Жизели дано услышать мольбы Альберта. Легкая и прозрачная, как облако, она растворяется в руках возлюбленного с первыми утренними лучами. Было ли это прощанием? Было ли это прощением? Восходит солнце, и Альберт остро чувствует боль утраты – боль, которая не затихнет никогда в его сердце. Вот так я представлял себе одну из версий жизни и любви графа Альберта, брата моего. Я сознательно ни слова не сказал здесь о какой-то конкретной Жизели, а ведь исполнительницы этой роли всегда так меняют мою трактовку, мое сердцебиение, мои сны и желания. И мой поздний Альберт, словно ревнуя, старается во всем превзойти моего же более молодого Альберта – того, который в 1971 году в Париже из рук Сержа Лифаря получил премию имени Вацлава Нижинского за исполнение главной партии в балете «Жизель», – вспоминал отец.
Для меня рассказ о балете «Жизель» неотделимо связан с воспоминаниями и впечатлениями о том, как этот спектакль танцевал мой отец. Каждый раз в конце первого акта на глазах у меня появлялись слезы. Должна признаться, что когда я теперь попадаю на этот спектакль, кто бы его ни танцевал, в конце первого акта, где начинается сцена сумасшествия Жизели, я слегка закрываю глаза и возвращаюсь мыслями к тем спектаклям, где волнение не могло не охватить всех, кто видел это. Потому что мой отец так феноменально играл эту сцену вместе с исполнительницей главной партии. Да, он словно был аккомпанементом, но таким сильным, который нельзя забыть уже никогда.
Спектакль «Жизель» невероятно современен и для сегодняшнего дня. Критерием его исполнения должно быть внутреннее волнение: если оно появится, значит, вы попали на спектакль с удивительными танцовщиками. Этот балет продолжает волновать зрителя своей тоской по вечной красоте и своим содержанием, потому что это – балет о Вечной любви.
«Лебедь»
Балетный Лебедь – это прежде всего «Лебединое озеро», но еще это миниатюра – концертный номер «Лебедь», более известный как «Умирающий лебедь», небольшой номер, но его значение для искусства балета огромно. На самом деле «Лебедь» родился как фантазия, как импровизация. Анна Павлова попросила своего коллегу Михаила Фокина, делавшего первые шаги как хореограф: «Не мог бы ты придумать для меня номер? Мне нужно станцевать его на благотворительном концерте». Фокин, оглядев тонкую, хрупкую фигуру балерины, сразу подумал про лебедя. Постановка потребовала всего несколько минут, уникальный случай. Фокин показывал движения, Павлова повторяла позади него, потом рядом с ним и смотрела, как надо держать руки, слово все движения рук и ног давно придуманы и сейчас соединялись в одно целое. Возможно, этот номер стал самым удачным из репертуара Павловой, она танцевала его всю жизнь, а последние слова умирающей балерины были: «Приготовьте мой костюм Лебедя».