Мой беспощадный лорд

– Моей Фебы… – пробормотал Рамзи, и его сердце пропустило один удар. Он уже полюбил эту девочку; полюбил ее сияющую улыбку и звонкий голосок еще до того, как узнал об их родстве, хотел научить ее не только плавать, а быть сильной, быть шотландкой.

Он станет защищать ее, растить, баловать… и отчитывать. Будет любить ее больше, чем кто‑нибудь когда‑нибудь любил любого другого ребенка. Эта малышка – его кровинка, и он каждый день будет знать, что она любима. Феба станет не просто доктором, а самым лучшим доктором на свете. И он, судья, разнесет в щепки ту школу, которая откажется ее принять. Он изменит любые правила, если они будут мешать его дочке осуществить свою мечту: малышка хотела сделать так, чтобы все мамочки оставались живы. Он поможет девочке сломать стены, возведенные мужчинами вокруг учебных заведений. Горы свернет, чтобы ей никогда не пришлось на что‑либо жаловаться.

Боже, ну почему он был таким ослом, тупым слепым ослом?

После их с Сесилией первой встречи он обрушил на ее голову столько неприятностей!… А ведь сам был во всем виноват.

Великий Рамзи был совершенно ослеплен злобой, гордыней и своими непоколебимыми принципами, и он мог навсегда потерять единственную в мире женщину, предназначенную для него. Ему попросту не хватало смелости это осознать.

Пока Рамзи был занят своими невеселыми раздумьями, Жан‑Ив негромко продолжил:

– Мою любимую доченьку унесла инфлюэнца, когда она была всего лишь на несколько лет старше Фебы. Жена вроде бы сначала боролась с болезнью, но горе лишило ее сил, и она тоже меня покинула. Я остался совсем один. Тогда я был моложе, чем вы сейчас.

– Мне очень жаль. – Это была дежурная фраза, но ничего другого Рамзи придумать не мог. Сердце его болезненно сжалось. Он знал свою дочь всего несколько часов, но уже не мог себе представить, что бы почувствовал, лишившись ее.

Тут Жан‑Ив вдруг окинул его внимательным взглядом и тихо спросил:

– Скажите, милорд, вы намерены забрать ее у нас?

– Что?… – Глядя на старика, Рамзи уже не впервые задавался вопросом: а каковы на самом деле отношения Сесилии и француза, что сформировало столь прочную связь?

Не дождавшись ответа, Жан‑Ив отвернулся и долго всматривался в ночь. Потом поправил повязку, удерживавшую его руку на весу, и неожиданно ответил на вопрос, который Рамзи не задал:

– Так же как маленькая Феба теперь ваша ответственность, Сесилия – ответственность моя. Много лет назад, на Женевском озере, она преподнесла мне бесценный дар – свое маленькое разбитое сердечко, и я делал все возможное, чтобы защитить ее, заменить ей отца. – Жан‑Ив снова взглянул на Рамзи, и в его глазах промелькнула неприязнь. – Вы причинили ей боль, но она оправится, в этом я не сомневаюсь, – продолжил старик. – Но если вы намерены вырвать из ее рук этого ребенка, то я должен подумать, как помочь ей справиться с горем.

– Я не чудовище и прекрасно вижу, как сильно они привязаны друг к другу, – сказал Рамзи, сделав очередной глоток из бутылки француза. – Ирония судьбы состоит в том, что проблем бы не было, согласись Сесилия стать моей женой. Я смог бы растить свою дочь. Свою собственную единственную дочь. – Рамзи уставился на бутылку и со вздохом пробормотал: – Получается, что я сам все испортил.

– Да, Сесилия сказала, что… в этом вопросе вы не нашли понимания. – Жан‑Ив хмыкнул и затянулся трубкой. – Бедняжка весь мой сюртук промочила своими слезами.

Что? Она плакала? Рамзи возненавидел себя за то, что стал причиной ее слез.

– Вы хороший отец для нее, мсье Рено.

Старик стиснул в зубах трубку.

– Кто‑то же должен был им стать, – пробормотал он вполголоса.

– Да, конечно, – прошептал Рамзи. – Я слышал, что викарий Тиг был… тяжелым человеком.

– Вы не знаете даже половины этой истории.

Рамзи ждал продолжения, но старик молчал. Тихо вздохнув, Рамзи помассировал левую сторону груди. Казалось, там поселилась боль утраты. Да, Сесилия жила в его сердце, а теперь…

– Не сомневаюсь, что вы одобряете ее решение, – сказал Рамзи, сделав очередной глоток из бутылки.

– Наоборот, – заявил Жан‑Ив. – Я надеялся, что вам удастся ее немного приручить. Или хотя бы освободить меня от ответственности за нее. Я беспокоюсь за мою девочку. Кто знает, что с ней будет, когда меня не станет? У Александры есть герцог, Франческа одержима местью, а Сесилия… Она всегда была одинокой и потерянной. По крайней мере, мне так кажется. Теперь‑то у нее появилось это заведение, но вместе с ним пришла опасность. Возможно, вы… – Он тяжело вздохнул. – Видите ли, я уже слишком стар, чтобы поспевать за моими рыжульками, а они не желают двигаться медленнее. – В голосе старого француза прозвучала нежность, которую вполне можно было назвать любовью.

– Я пытался, – пробормотал Рамзи, – но только Сесилия не желает приручаться.

– Да, верно, вы потерпели неудачу. – Француз кивнул и выдохнул облако дыма в направлении собеседника. – И причина в том, что вы не любите женщин.

Рамзи попытался возразить, но француз жестом остановил его.