Мой дорогой друг

– Я спрашивал, что вы собираетесь со мной делать, – выдавил я из себя сквозь всхлипы, громко швыркая носом, – Вы меня у…убьете?

– Ты знал? Намеренно человека убить достаточно трудно не имея определенной физической подготовки или каких-либо приспособлений под рукой, особенно, если не знаешь, куда бить, – выдал он после долгого молчания, – В фильмах показывают, как люди в битве разлетаются как помидорки от одного удара. Всё врут. У людей достаточно прочная кожа, не говоря уже о мышцах и костях. Даже если бить кого-то битой или утюгом, вероятность того, что ты быстро с ним расправишься очень мала.

После этих слов у меня случилась истерика. Я забился в угол кровати у стены и громко ревел, дрожа от ужаса. Он больше ничего не говорил, он не стал меня трогать, просто повернулся и вышел, захлопнув за собой дверь. Не помню толком ничего из того, что было дальше. Я наревелся и уснул от усталости, потому что не рыдал так лет с пяти, хотя удивительно было, как я вообще смог уснуть в такой ситуации. Наверное, о себе дали знать пара бессонных ночей, которых я посвятил своему несчастному реферату. Честно говоря, я до сих пор так и не понял, зачем он тогда мне это сказал.

II

Проснулся я от сильного чувства голода. В желудке печально завывали киты, все кишки будто склеились и прилипли к позвоночнику.

Представьте, что Вы – в меру упитанный человек с более или менее устойчивым режимом питания. Представьте, что Вы не ели со вчерашнего обеда.

Похоже, уснул я в полу-сидячем положении, прижав колени к груди, упираясь щекой и виском в деревянную спинку кровати. Шея и плечо затекли, их страшно ломило. Я понял, что не могу сделать голову прямо, потому что у меня свело мышцы. Из-за того, что я весь пропотел прошлым вечером, и не помылся, тело зудилось и источало явно не свежий аромат альпийских лугов. Я вообще имел привычку принимать душ утром и вечером, а тут такое.

Еще, кажется, я пускал слюни во сне, так что кожу на подбородке сейчас стягивало, а изо рта неприятно пахло, ведь я не почистил зубы. Вы когда-нибудь видели отличника, примерного студента и просто замечательного сына, который не чистил бы зубы? Я – нет.

Так как я до этого столько времени не проводил в ботинках, а, тем более, не спал в них, ноги ныли от усталости. Да, я спал обутый, взобравшись на кровать с ногами. Моя мама была бы в ужасе, если б увидела это. Она вообще была бы в шоке от того, как я выглядел. В общем, чувствовал я себя примерно так же, как выглядел – отвратительно. С опухшим лицом, весь помятый и грязный, я был больше похож на какого-то бомжа, чем на отличника, примерного студента и хорошего сына. Мамины подружки и тетя Валя явно бы больше не стали ей завидовать, если бы увидели меня тогда.

Я спустил ноги с кровати и нащупал на столе свои очки. Дверь в комнату была открыта, в коридоре на табуретке сидел сами понимаете кто всё в той же черной куртке. Только я сел на кровати, он замахнулся и кинул в меня чем-то. Я закрыл голову руками. Свернутое махровое полотенце мягко шлепнуло об меня и плюхнулось на грязный пол.

– Ну ты и криворученька! Оно же чистое, а пол грязный, – с досадой произнес он, – Иди помойся, свинья.

Честно говоря, я был шокирован. Меня никто раньше не называл свиньей, да и вообще поведение у этого человека было очень странным для похитителя, хотя судить было трудно, меня ведь не так уж и часто похищали до этого.

– Я не понимаю, что вы от меня хотите, – промямлил я, поднимая полотенце и отряхивая его от серой пыли и песка. Руки затекли толи от долгого сна в неудобной позе, толи от того, что были связаны шнурками, толи от всего вместе взятого, так что делал я это очень неуклюже.

– Я хочу, – он выдержал паузу, пристально глядя на меня, – …чтобы ты помылся. Ты тупой что-ли?

Я был настолько обескуражен, что так и застыл с открытым ртом и полотенцем в руках. Неприятно засосало под ложечкой.

– Только не надо тут реветь опять. Второй раз я этого не переживу, – раздалось из коридора.

– Я… Я не реву, – отрезал я и смял пальцами полотенце. На какое-то время воцарилось неловкое молчание, хотя, скорее всего только для меня оно было неловким.

– Ну и чего ты сидишь, кого ждешь? – разорвал тишину его голос.

– Как… – я взглянул на свои руки, мнущие полотенце, – Как я пойду мыться со связанными руками… Я ведь не смогу снять с себя свитер.

– Ой! Я дурак, не подумал даже, – как-то повеселев он подорвался со стула и быстро захромал ко мне. Я аж вздрогнул и отклонился назад, когда он схватил меня за руку.

– Туго всё-таки, – бубнил он себе под нос, возясь с узлами, – Сразу надо было говорить, что туго.

Я в это время всё смотрел на его руки. Они у него были очень худыми, узловатыми, костлявыми, в мелких шрамах от порезов. Ногти почернели, некоторые лопнули, кожа вокруг них была обкусана, вся в засохших ранках. Как-то странно выгнутый мизинец на левой руке вообще не двигался и торчал в сторону. Руки, похоже, были обморожены, поэтому кожа была шершавой и грубой, покрасневшей, шелушилась с тыльной стороны, а пальцы подрагивали.