Мой дорогой друг

– Молодец, – он улыбнулся и легко похлопал меня по щеке, – Теперь руки вытягивай. Растирать буду.

Он линул себе на ладонь из бутылки и быстрыми движениями стал тереть мои руки от пальцев до самых плеч. После этого заставил задрать футболку и так же потер спину и начал было растирать мне живот, но я сказал, что дальше справлюсь сам. Комната наполнилась спиртовым запахом, или может он стоял у меня в носу.

– Дотирайся тогда, а я сейчас что-нибудь поесть соображу. Про ноги не забудь! – бросил он через плечо и скрылся за дверью.

«Да что с тобой не так?» – подумал тогда я, глядя ему вслед. Голова больше не гудела, стала не такой тяжелой, но я, похоже, захмелел, потому мысли путались и разбегались. Комната вокруг меня кружилась как на карусели даже когда я закрывал глаза, но я продолжал втирать в себя спирт, в надежде, что мне полегчает. На этот раз его не было довольно долго, я уже успел загрустить и подумать о том, что меня, больного замерзающего человека, бросили на верную гибель.

– Тушенка закончилась, так что пришлось готовить из того, что было под рукой, – он подал мне тарелку с торчащей из нее алюминиевой ложкой и поставил на стол стакан с чаем, после чего уселся рядом, положив руки на колени.

«Опять гречка, – подумал я, с грустью ковыряя ложкой в каше, – Ну, в ней какое-то мясо есть, так что ладно».

После этого у меня в голове промелькнуло что-то вроде «не слишком ли ты обнаглел и расслабился?», и я всё же принялся за еду. Гречка была жесткой, подсушенной, царапала больное горло, заставляя болезненно морщиться, из-за этого я даже не мог понять, какая она на вкус. Ну, может и не только из-за этого. В носу всё еще стоял горячий запах спирта, а на онемевшем языке чувствовалась горечь.

– Извини, что пнул.

Я повернулся на голос. Жуткий тип сейчас не выглядел таким уж жутким. Казалось, ему трудно было спокойно сидеть на месте. Он все время переставлял ноги, видимо, ища удобное положение, напряженно хмурился и ковырял ногтями заусенцы на пальцах, глядя куда-то в дальний угол комнаты.

– Ну, ты вообще сам виноват, – продолжил он после недолгого молчания.

– Это ты мне? – неуверенно спросил я, проследив за его взглядом. Похоже, это прозвучало действительно глупо, потому что он вдруг вздрогнул и резко повернулся.

– Ты здесь видишь еще кого-то? Ты что, дурак? – на его лице читалось недоумение. Внезапно мне стало как-то стыдно, и я уткнулся в свою недоеденную гречку.

«Да кто тебя, знает?! Может у тебя тут воображаемые друзья какие есть! Маньячина! Притащил меня невесть куда, а теперь еще удивляешься чему-то», – думал я, недовольно набивая рот кашей.

– Ешь нормально. Нельзя так в себя напихивать, – продолжил он, внимательно следя за моим агрессивным поглощением пищи, – Ну я, вообще-то не об этом хотел поговорить… Я хотел сказать, что ты мог бы быть повежливее. Тебя что, не учили в детстве, что неприлично говорить человеку, что он страшный? Тем более, находясь у него в гостях…

– В гостях?! – из-за нахлынувших эмоций гречка попала не в то горло.

– Тебя и не болтать, пока ешь, видно, не учили, – возмутился он, наклонив меня вперед и похлопав по спине, – Заплевал мне весь пол! А я ведь только сегодня подметал. Ты вообще хоть слыхал про какие-то нормы приличия? Совершенно не уважаешь чужой труд.

– Я у тебя… не в гостях, – прохрипел я, когда откашлялся, вытирая слезы и высмаркивая из носа попавшую в него гречку, – Ты меня похитил!

– Ну чего ты опять начинаешь?! Ты что, мешок, который можно взять и унести? Или коза на веревочке? Я тебя позвал, и ты пошел со мной!

– Да кто захочет с тобой идти?!

– Какого черта ты тогда не сопротивлялся, если не хотел никуда идти?! Ты не маленький уже, и ты не девчонка какая-нибудь!

– Да как бы я не пошел, если ты такой огромный и страшный?! – сорвался на крик я, после чего отполз от него подальше к спинке кровати. На несколько минут воцарилась тишина. Я понял, что наговорил лишнего, и мне снова стало боязно за свою жизнь. Я чувствовал, как он сверлит меня взглядом, и не мог решиться даже просто открыть глаза.

– Ну знаешь-ли! Так-то ты тоже не красавец! – в его голосе было столько обиды и возмущения, меня это удивило. Я ожидал несколько другой реакции. Я, наверное, только и делал, что удивлялся, с того самого момента, как переступил порог этого дома.

– И… и я бы еще поспорил, кто из нас огромный! Жирдяй очкастый! И я не извиняюсь за то, что тебя пнул! Так тебе и надо! Я забираю свои извинения обратно! – он снова с грохотом вылетел из комнаты, громко бахнув дверью.

«Да что с тобой не так? – снова подумал я, – Что вообще происходит? Что я тут делаю? Что ему надо от меня? Ничего не понимаю. История повторяется. День сурка какой-то».

Я закатал длиннющие штанины и лег на кровать, пытаясь ни о чем не думать, но мысли сами лезли в голову еще долго не давая уснуть.

III

– Баб Таня на меня ругалась, – как-то печально выдал он, зайдя в комнату следующим утром, – Сказала, что я повел себя ужасно, почти как Джек. Она говорит, что я сам виноват, что тебя напугал.