Мой единственный

— Скажи, где ты получил эту шишку? — расстроенно спросила она.

— Вчера я проснулся раньше Артура. Мне казалось, что весь этот кошмар мне только привиделся и что утро вполне обычное и ничем не отличается от остальных, а мне пора вставать. Вот я и попытался.

— Боже, ты упал с кровати?!

— Нет, я действительно встал и при этом перенес вес на левую ногу, которая, правда, тут же подломилась. Я упал и ударился головой об угол тумбочки. Заметила, что ее здесь нет? От удара она сломалась. Артур утверждает, что до смерти перепугался. Я снова потерял сознание.

— И долго ты был в таком состоянии?

— Достаточно долго, Артур успел послать за доктором Эндрю. Я пришел в себя, когда он принялся ощупывать мою голову. Он был поражен тем, что удар пришелся почти на то же самое место, что и в прошлый раз.

Джулия охнула.

— Но на этот раз ничего страшного не произошло. Только шишка. Вот почему доктор рекомендовал холодные компрессы. Артур предложил попробовать лед, поскольку в погребе есть запасы. Посчитал, что это быстрее поможет.

Он медленно поднял левую руку, чтобы потрогать шишку.

— Шишка действительно большая, — с ужасом заметила Джулия. — Настолько, что видна сквозь волосы!

— Нет, она стала гораздо меньше. Так что лед, должно быть, помог, — попытался ободрить ее отец.

— Тебе очень больно?

— Я почти ничего не чувствую, так что не расстраивайся. Уверяю, ничего такого не произошло.

— Но почему доктор Эндрю так удивлен?

— Он упомянул пациента с амнезией, к которому вернулась память после второго удара в голову, что вряд ли сравнимо с моим случаем. Я так ему и сказал. Но им так мало известно о человеческом мозге, что он отказался лечить это новое увечье. Сказал, что рана очень мала, не требует ничего, кроме пары швов, и он подождет, пока я снова не лишусь чувств, чтобы ее зашить. Он был очень удивлен, но не слишком оптимистичен. Но когда вернулся к концу дня, я все еще был в сознании. Затем он пришел ближе к ночи, перед сном, но я по-прежнему был в полном рассудке.

Джеральд снова широко улыбался. Джулия заплакала — она просто ничего не могла с собой поделать. Отец никогда не оставался в сознании так долго. Всего несколько часов отпускала им судьба иногда. А порой и несколько минут, прежде чем он снова погружался в туман бесчувствия.

Но сейчас она улыбалась сквозь слезы. Так же широко, как отец.

— Боже, ты наконец вернулся домой! Навсегда!

Глава 24

Всю неделю Джулия почти не отходила от постели отца. Она требовала, чтобы рядом с ним постоянно кто-то сидел, и хотя в доме было полно слуг, которым можно было это поручить, все же дежурила сама попеременно с Артуром. И она никого не принимала, даже Джорджину и Габриэлу, даже Кэрол. Просто велела лакею всем сообщать хорошие новости. И передавать, что они скоро увидятся.

Однако когда наступит это «скоро»? Джулия опасалась, что отцу снова станет плохо и что время, отпущенное ему, истекает. И поэтому хотела быть с ним ежеминутно. Несмотря на то что каждое утро он просыпался с чудесной улыбкой, которая так согревала ее сердце, страхи не уходили. Каждое утро она сама просыпалась с тяжестью на душе, и эта тяжесть не уходила, пока она не убеждалась, что отец по-прежнему с ней.

Доктор Эндрю писал статью, чтобы отослать в специальный медицинский журнал. В статье описывал ось чудесное выздоровление Джеральда вследствие второго удара почти в то же место, на которое пришелся первый.

Джеральд, разумеется, хотел знать все, что упустил за эти годы. Им так много пришлось наверстывать! Целый день ушел на то, чтобы ввести его в курс дел его империи. Оказалось, что Джулия приобрела семь новых предприятий и уволила всего одного управляющего, не выполнявшего ее приказы.

О ее жизни они почти не говорили, пока отец не спросил:

— Сколько тебе лет, Джулия? Я боялся об этом заговорить. Боялся узнать, сколько времени прошло…

— О Господи, папа, с того ужасного дня прошло пять лет! И мне уже двадцать один год.

Она снова плакала, громко, прерывисто всхлипывая. Страшно подумать, что целых пять лет они были разлучены! Но хуже всего, что ей нужно было рассказать о смерти матери. Джулия уже оплакала ее, но у отца не было такой возможности. Он бывал с ней не больше нескольких минут или, в лучшем случае, часов. Слишком недолго, чтобы сообщить ему скорбную весть о том, что в аварии выжил он один. Джеральд любил жену, любил настолько, чтобы мириться с ее странностями и стремлением любой ценой войти в круг аристократов.

Она страшилась неминуемого, но понимала, что больше не может откладывать разговор.

— А мама…

— Молчи, дорогая, — выдавил он. — Я уже догадался…

Он прижал ее к себе, и она заплакала еще громче, на этот раз из жалости к отцу. Он тоже плакал. Джулия пыталась объяснить, почему скрывала от него гибель матери, но Джеральд заверил, что в этом нет нужды. Он все понимает.

Эти горькие слезы принесли ей огромное облегчение. Когда она наконец совладала с собой, то поняла, что они смыли ужасный груз неопределенности.