Мой личный джинн

– Ты стал счастливым обладателем древней реликвии: ручная работа, сделанная на заказ для какой-то царственной особы. Возможно, кинжал являлся подарком для возлюбленной… – в тоне женщины заиграли нотки печали, но она спешно вернула голосу былую интонацию. – Впрочем, я отвлеклась. Речь пойдет о красоте, которая убивает…

– Ты подразумеваешь, что уникальной работы клинок способен нести смерть?

На лице Лейлы воцарилось выражение иронии. Грегори – отвратительный слушатель. Его манера перебивать неистово раздражала женщину.

– Нет. Любому глупцу известно, что оружие убивает, – сухо произнесла она, – Я говорила не о самом кинжале, а о цветке, замурованном в хрустальной рукояти.

– Аааа! У меня он вызвал крайнее любопытство. Я долго размышлял над тем, как же мастеру, создавшему клинок, удалось всунуть бутон в цельный кусок камня. Я не нашел ни одного шва…

– Если ты позволишь мне продолжить, то я расскажу и об этом нюансе.

Тейлор, уловив недовольство в словах женщины, молча кивнул.

– Имя цветку – Самирам. Это очень редкое и опасное растение…

Давным-давно, когда Великая Пустыня еще была юной и наивной, как невинная дева, а династии фараонов только формировались в летописях эпох, здесь – среди шелковистых песков, приятных на взгляд и колких на ощупь, солончаков, мерцающих на солнце гладью озер, каменистых плато с пологими вершинами и крутыми обрывами – выживал лишь сильнейший. Обширные, отливающие золотом и серебром территории днем находились во власти зноя, покрывая кожу волдырями, а холодными звездными ночами укутывались покрывалом инея, тонким слоем оседавшего на зубчатые валуны. В этих дивных и смертельно опасных местах, обитали существа, не страшащиеся гибели, но неистово любящие жизнь, ради которой готовы были биться когтями, зубами, всем естеством, дабы встретить еще один рассвет.

Вода равна по цене золоту! Редкие оазисы с живительными источниками лишь крупинки на желтом полотне сухой и мертвой земли. Осадки подобны манне небесной. Каждая капля – драгоценный эликсир жизни.

Злобный самум проявлял на бескрайних просторах свой суровый норов. Он рвал воздух, обжигающий легкие, вздымал к небесам тонны кварца, насылая песчаные бури. Он грозный и тщеславный, примерял образ творца, отыскивая среди мертвых песков янтарные семена. Он – вестник лиха, совершал посев, взращивая неземную красоту. Кружа смерчами, сокрушительный ветер образовывал в толстых слоях песка воронку, куда бережно складывал драгоценные зерна. Самум знал: он так глубоко уложил семена, что грунтовые воды у недр земли одарят живительной влагой его потомство.

Оказавшись в сырых пластах, маленькое золотистое зернышко набиралось сил, перерождаясь в крепкий и живучий росток. Влага питала детеныша ветра, а полноводный источник высыхал, превращаясь в безжизненную вену. Гибель подземного родника не волновала окрепшее растение, оно торопливо пробивало путь к солнцу через сыпучие слои песка. Дорога на поверхность занимала годы, именно поэтому заветный цветок распускал белоснежные лепестки, окропленные алым бисером, всего раз в сто лет.

Цветущий на палящем солнце Самирам источал дивный аромат, невидимой дымкой расстилаясь по округе, подобно нектару, приманивая все живое. Опьяненные божественным эфиром насекомые, животные и даже люди, как ополоумевшие, стремились к источнику блаженства.

Многие глупцы, не ведающие коварства цветка, поплатились своей жизнью. Графитовые ящерицы, смолистые скорпионы, юркие змейки и вальяжные дикобразы вереницей наперегонки торопились отыскать Самирам. Отыскав цель, бедолаги оказывались в ловушке, погружаясь в сладкий сон, сулящий им пищу и бездонные источники воды. Увы, явь была куда страшнее приторных грез. В паутине дурмана жертвы не могли лицезреть, как тонкие прозрачные щупальцы впивались в их тела, высасывая живительную энергию. Зверьки, насекомые, пресмыкающиеся чахли, превращаясь в прах, который подхватывал ветер и разносил по просторам Великой пустыни.

Простодушные смертные изредка тоже попадали в капкан. Странствуя по сыпучим барханам и петляя между ярдангами, караваны делали стоянку. Несчастные путники, обнаружившие цветок, восхищенные его ароматом и красотой, срывали его: мужчины крепили на одежду в области груди, женщины вплетали в волосы. Беднягам было невдомек, что восхитительный Самирам, сорванный со стебля, куда опаснее, чем растущий в песках: белоснежно-алый бутон, лишенный корней, продолжал жить за счет жизненной энергии, источаемой живым организмом. Караваны все чаще и чаще вставали на отдых, путников одолевал сон, верблюды и ишаки теряли силы. И спустя короткий срок очередной привал становился для странников последним. Темное облако праха сгущалось в том месте, где давеча были слышны крики купцов и погонщиков да тихий говор наложниц и жен. Товарные тюки, дорожная утварь, шатры сиротливо пылились в пустыне, утопая в песках, превращаясь в золотистые дюны.