Читаем Мои молодые годы полностью

Прошло лет пять. Лариса хоронила мужа, замерзшего на улице. Она до сих не уверена, что опознала труп правильно…

* * *

Из Читинской области в наших группах было три человека: Володя Сенотрусов, Саша Севосьянов и я. Наша троица была очень дружна, мы проводили вместе приличное количество времени, устраивая чаепития с морковным чаем у бабушки Саши и пирушки с девушками.

Мы были разными, но вместе составляли одного отличного цельного человека! Жаль, что троица распалась из-за женщин. Очень жаль, но виноваты мы с Сашей в равной степени. Сейчас причина ссоры кажется несущественной, но из-за нее мы и разошлись с Сашкой навсегда. Часто об этом жалею и хочу помириться, но все никак не могу решиться.

Володя Сенотрусов остался посередине, а потом он отстал на курс из-за болезни. Встретил я его уже в Иркутске в 90-е годы, когда он служил в КГБ в ранге подполковника. Но это отдельная история.

Гена Макаров женился на Надюхе, поварихе, неплохом человеке, спустя неделю после знакомства. Она родила ему четверых детей. Славку, старшего, я видел уже после смерти родителей. Парень самостоятельный и умный, имел бизнес и помогал сестрам. Ко мне больше не приходил, похоже, справляется с жизнью. Дома при родителях, когда бы я не приходил, было бардачно. Я понимал, что не хватает денег, но бардак давил, было непривычно. Когда пришла перестройка, я взял его к себе, мы изобретали немного, а потом пристроил в «Трансгаз».

Вся моя семья знает и помнит Гену. Как-то в начале 90-х я ехал на электричке с мужиком и прямо в ней купил участок на 20 соток с домиком в Сураново. А Гене предложил заниматься этим участком вместе, чтобы повысить благосостояние (позже отдал ему его с концами).

Домик был очень старый, ездить далековато, поэтому ездили с ночевкой. Однажды, когда в гостях была моя старшая сестра Таня с дочкой Юлей, мы с ними, моими детьми и со всем семейством Макаровых поехали, так сказать, на дачу. Ночевали в тесноте, но не в обиде – большая часть спала на полу. Было весело.

Потом моя семья поехала домой, а Татьяна с дочкой и моей дочерью Полей – в Чернышевск.

Было некомфортно голове. Думали, что жара и грязь повлияли. Зато дома успели и маме нашей подарочек из Томска передать. Дня через два все как обычно собрались вместе за столом, играли в карты. Волосы у мамы были закреплены гребешком. Тут она решила распустить волосы, выдернула гребешок, а с волос на стол посыпались маленькие зверушки, вошки, и начали карты разглядывать, как будто поиграть захотели…

Неделю боролись, благо опыт с детства кое-какой имелся. Страшное дело, когда на белые простыни с головы падают десятки вшей от одного движения гребешка…

* * *

В 1975—1976-х годах прошла волна свадеб, и у нас началась несколько другая жизнь. Вот ты живешь свободно, а потом возникает ответственность, обязанности, даже спать ты должен в одном месте – не в кругу друзей, а с одним человеком, у которого свои претензии имеются.

Трудно привыкать к некоторой несвободе, пусть даже иногда сладкой. Я долго тянул, раза два обещал, потом брал слова обратно, чего не позволял себе, кстати, никогда, но в итоге сдался… Как-то не пришел домой, а потом вернулся с большим ватманом бумаги, на котором было написано «в общежитии в дурном не замечен», с кучей свидетельских подписей. Где-то до сих пор хранится этот «документ» как свидетельство безалаберности в семейной жизни… Иногда мне кажется, что эта безалаберность осталась до сих пор…

Первая проблема – проблема жилья. Сначала одна съемная квартира, потом вторая на Карташова в деревянном доме. Потом на Степана Разина своя комната с подселением от текстильной фабрики, где работала Надежда. Фабрика располагалась на месте Фрунзенского рынка и работала в основном на оборонку. Наши покрывала грели солдат в казармах.

Вторая семья, соседская, состояла из огромного грузчика Миши и маленькой еврейки Верки. Кухня была общая, но между нашими столами была перегородка. Жили они оригинально: то страстная любовь, то не менее страстные побои. Бил он ее прилично, крик даже соседи слышали, давно привыкшие к этому. Нам же эти арии не нравились, потому что были похуже, чем нудное кино.

Однажды я не выдержал, начал его уговаривать успокоиться, но он решил мои претензии кардинально, подставив мне к горлу большой тесак. Неприятная, скажу вам, вещица… Однако больше поразило другое, а именно поведение Верки, которая кричала: «Режь его, режь!» Вот недаром же говорят: муж и жена – одна сатана.

Стою, пытаюсь говорить, но вижу, что у него глаза пьяные, соображений немного. Видимо, что-то дошло, нож отпустил, повезло. Утром стучу в их комнату: «Ну что, так и будем жить, пока кто-то кого-то не зарежет?» Молчал, потом что-то промямлил, дескать, перепил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Вдребезги
Вдребезги

Первая часть дилогии «Вдребезги» Макса Фалька.От матери Майклу досталось мятежное ирландское сердце, от отца – немецкая педантичность. Ему всего двадцать, и у него есть мечта: вырваться из своей нищей жизни, чтобы стать каскадером. Но пока он вынужден работать в отцовской автомастерской, чтобы накопить денег.Случайное знакомство с Джеймсом позволяет Майклу наяву увидеть тот мир, в который он стремится, – мир роскоши и богатства. Джеймс обладает всем тем, чего лишен Майкл: он красив, богат, эрудирован, учится в престижном колледже.Начав знакомство с драки из-за девушки, они становятся приятелями. Общение перерастает в дружбу.Но дорога к мечте непредсказуема: смогут ли они избежать катастрофы?«Остро, как стекло. Натянуто, как струна. Эмоциональная история о безумной любви, которую вы не сможете забыть никогда!» – Полина, @polinaplutakhina

Максим Фальк

Современная русская и зарубежная проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее