Рассыплюсь угольками, покрытыми узорами изморози. А что, должно быть красиво.
— Выйди! — гаркнул на Мабли, битые пять минут пытавшейся сцедить мне в рот дрянь сомнительного происхождения. Якобы жаропонижающую.
Служанка ошибочно решила, что у меня поднялась температура, вот и стало дурно. Я отбрыкивалась от зелья, потому что знала: не в температуре дело. Всему виной булавка и чары, превратившие мою голову в боксёрскую грушу. Или в мячик для пинг-понга. В общем, было ощущение, что по ней кто-то бил очень долго и очень сильно. Неважно, ракеткой или кулаком.
Мабли не осмелилась возразить Его Властности, хоть было видно, что оставляет она нас наедине скрепя сердце. У меня в груди тоже что-то скрипело, и весьма болезненно, а ладони становились влажными. От хищных, рычащих ноток, отчётливо прозвучавших в голосе мага, указавшего служанке на дверь, хотелось заползти под кровать. Ну или хотя бы под одеяло.
Накрыться им с головой и уши заткнуть.
Жаль, это не поможет избавиться от Скальде.
И тем не менее, не способная выдержать его пронизывающего взгляда (такое ощущение, что пересчитывает мне им все рёбра и им же вскрывает черепную коробку), трусливо зажмурилась.
Услышала, как захлопнулась дверь — это слиняла Мабли. Счастливица! А потом тишину разбили на осколки тяжёлые шаги Герхильда. И моё присутствие духа тоже рассыпалось жалким крошевом. Пока тальден приближался, я чувствовала, как нервы завязываются в бантики и морские узлы. Некоторые, не выдержав напряжения, лопались. От страха.
— Посмотри на меня!
Уже даже на «ты»? Плохи дела.
— Посмотри! — Грозный рык, от которого в окнах то ли почудилось, то ли и правда задрожали стёкла, а шкатулки на туалетном столике аж запрыгали.
Лицо опалили дыхание и властный шёпот:
— Фьярра, открой глаза.
Тальден был близко. Пугающе близко. Ледяные пальцы больно сжали мне подбородок, заставляя приподнять голову. Я мысленно простонала и исполнила приказ.
Чтобы тут же почувствовать себя бабочкой, трепыхающейся в предсмертной агонии, замурованной в расплавленном, стремительно застывающем олове драконьих глаз.
Она боялась его. Тряслась, будто в приступе лихорадки. А может, её действительно лихорадило… Кожа была обжигающе горячей, виски блестели от испарины. Губы, которых не смели касаться никакие другие губы — именно эта мысль занозой засела в сознании — порозовели, вызывающе припухли. То ли сама их искусала, то ли за неё это сделал Крейн.
Крейн… Тьма внутри разрасталась, ядовитыми щупальцами впиваясь в сердце.
Кто бы мог подумать, что разрыв привязки окажется для неё настолько болезненным. Вместо неприятного, но вполне терпимого головокружения сильный жар и непролитые слёзы в широко открытых глазах. Как будто девчонка, сама того не осознавая, боролась с наложенными на булавку чарами. Не разумом, чувствами цеплялась за возникшую между ними связь.
Бред. Если алиана с чем и сражалась с момента заключения помолвки, так только с ненавистной ей привязкой. Мечтала ведь сбросить с себя оковы магии. А теперь что, сама за них хватается, тем самым обрекая себя на страдания?
Как же с ней всё-таки сложно! Настоящая головоломка.
Или она трясётся из-за угрызений совести? Испугалась последствий своего безрассудства? Зверь внутри заворочался, рыкнул раздражённо, и девчонка, будто почуяв заточённого в человеческую плоть хищника, сжалась в комок. Тряхнула головой, пытаясь избавиться от неприятного ей прикосновения.
А от Крейна, говорят, не отбрыкивалась.
Схватив девушку за запястье, тальден притянул её к себе. Можно было бы и пообходительней, поласковее, если бы не охватившее обычно холодный рассудок пламя гнева. Скальде внимательно посмотрел алиане в глаза, подёрнутые пеленой слёз. Тёмный зрачок — зеркало, отражавшее его обратившееся в камень лицо — почти закрыл собой кристально-голубую радужку.
— Я не хотела… Он сам меня обнял. Честное-пречестное. Мне так плохо, — захныкала, словно маленький ребёнок.
И зачем только с ней связался? Хотел поступить благородно. К таграм благородство!
Обуздав эмоции, уже готовые прорвать ледяную броню, в которую он привык себя облачать, маг подхватил слабо упирающуюся невесту на руки. Хрупкое, горячее тело, казалось, было легче воздуха.
— Что вы делаете? — испуганно взвизгнула строптивица.
— Исправляю свою ошибку.
Зачем-то ногами задрыгала — ни минуты не может без протеста — и даже ударила его ладонью по груди.
— Пустите!
Хотя ударила — громко сказано. В младенце и то силы больше. Вспомнив, у кого находится на руках, благоразумно притихла.
Жаль, ненадолго.
— Ошибку исправляете — в смысле, собрались меня отсюда выбросить? Во двор или сначала подниметесь на самую высокую башню?
— Лучше не искушайте.
— Не буду. — Снова умолкла и принялась украдкой озираться, робко поглядывая на придворных, которым именно в этот час приспичило шляться по замку.
Перешёптывания, любопытные взгляды встречали их, назойливо липли к ним, тащились за ними следом. У некоторых в глазах читались ревность и обида: алианы тоже вышли посмотреть на бесплатное представление.