Мой неожиданный сиамский брат

— Самка собаки косорукая, Клавка, скотина слепая. Твою икру заберу, — сказала Мара Аркадьевна, увидев случившееся. Несмотря на Клавину катастрофу, магазин «Три ступеньки» продолжал жить своей обычной жизнью. На прилавках лежал все тот же ассортимент продуктов первой необходимости: соль, спички, макароны, болгарские консервы. На длинных, полупустых прилавках стояли «египетские пирамиды» консервных банок сгущенного молока, морской капусты, килек в томате. Да, еще в этом магазине продавалось мясо первого сорта с костями по 2 рубля за килограмм, колбаса ливерная по 50 копеек, и зельц из «говядины» по рубль десять, а так же «краковская» колбаса по 3 рубля 30 копеек, и сосиски молочные по 2 рубля 50 копеек. В молочном отделе стояли треугольные, бумажные, вечно подтекающие пакеты молока по 16 и 25 копеек, жиденькая сметана, яйца по 90 копеек. А продавцы продолжали, как и каждый день, «делать свой маленький гешефт», обвешивая и обсчитывая, толпившихся в очередях и скандаливших покупателей. Советская бумажная промышленность работала хорошо, с перевыполнением плана, поэтому у продавцов продовольственных магазинов всегда была серая, толщиной «типа картон», оберточная бумага. Которая была чрезвычайно любима продавцами мясомолочных, сыро-колбасных, и других развесных отделов. Эта бумага уходила тоннами. В результате жизнь работников торговли окрашивалась из золотого в изумрудно-бриллиантовый цвет, а слух услаждался хрустом крупных купюр. И процесс этот шел по нарастающей. Запросы советских работников торговли, как и всех советских людей, что не раз отмечалось на партийных Пленумах, все повышались. Поэтому процесс обсчета, обвеса у продавца происходил на уровне подсознания, автоматически. Вот и сейчас Люся — продавец колбасного отдела, работала как всегда. Козырева была на хорошем счету в магазине. Ее не раз награждали почетной грамотой и выносили благодарность. Люся была опытной работницей и «ударницей социалистического труда». Работу свою любила и выполняла быстро, на автомате. Алгоритм ее работы был привычен: колбаса, бумага, вес, это… на ум пошло, чек, сдача, следующий. Поэтому когда пожилой покупатель купил у нее ливерной колбасы, она не обратила на него особого внимания, отметив только, что покупатель носит синей берет и черные импортные очки, а также импортный темно-синий плащ.

— Я попрошу Вас перевесить и пересчитать вес моей колбасы, — сказал гражданин в берете.

«Ну вот, опять скандалист попался, — решила она, хотя голос и густые брови покупателя показались Люсе смутно знакомыми. — Ну что им надо, старым пердунам? Получил и радуйся, отойди, не мешай работать. Теперь время на него терять. Работать не дают».

— Что ты мне нервы трепишь, а? Не пошел бы ты куда подальше, старый хрен! Работать не даешь, очиредь задерживашь, — со всей силы, привычно пролаяла комсомолка Люся. Человек побагровел лицом. Резко снял очки. Как из-под земли рядом с ним появились двое в штатском. Вот тут-то «Ударнице торговли» резко поплохело. Она, наконец, узнала, кто стоит перед ней.

— Где директор!? — рявкнул разозленный Брежнев.

К нему подскочил одетый в потертый серый, с зелеными заплатками на локтях пиджак, в мятых коричневых брюках и стоптанных ботинках сторож магазина. В одной руке он крепко держал кота Василия, в другой недоеденный кусок «любительской» колбасы. Усы и волосы Сучкова, от осознания важности момента встали дыбом, шляпа съехала на сторону.

— Дорогой Леонид Ильич, спасибо Вам за мир, — сказал сторож, вытягиваясь по военному, и хлюпая носом. Кот, не понимая, что происходит, таращил желтые глаза и неожиданно истошно заорал. Потом вцепился всеми лапами в рукав старого пиджака сторожа. Иван Трофимович, не обращая внимания на вопли и впившие в руку когти полосатого друга, продолжил.

— Спасибо вам, дорогой Леонид Ильич, от всех ветеранов, что живем без войны, пензию платят… хорооошую, почти на все хватает, — по восторженному лицу старика текли слезы умиления.

— Где директор, я спрашиваю!? — прервал старика разгневанный генсек.

Василий от страха разорвал Трофимычу правый рукав и, вырвавшись, рванул куда-то за прилавок.

— Вон там, направо, за рыбным отделом, — сторож ткнул недоеденной колбасой в сторону директорского кабинета.

«Сдал, иуда чекисткая», — подумала, обмирая, Люся. Очередь настороженно и недобро молчала.

— Я сигнализировал органам об этой воровской банде! Но все сигналы остались без ответа, — скороговоркой проговорил сторож. Грозно сдвинув брови, Ильич молча поспешил в указанном направлении. В этот самый момент «хозяйка» магазина и Клава, ничего не замечая, продолжали заниматься любимым делом, а именно «ругались за красную икру». И замолчали только тогда, когда обнаружили, что вокруг непривычно тихо. Обычный звуковой фон магазина словно растворился в вакууме. Генеральный секретарь посмотрел на стены и пол, заляпанные красной икрой, на Лозинскую и товароведа. Провел пальцем по стене, зацепил икры. Попробовал на вкус.