Мой папа рок-звезда

Прежнее настроение внезапно исчезло, между нами будто пробежала черная кошка. Мне не составляет труда сложить дважды два и сделать определенный вывод. Мать — это тубу. Я все прекрасно понимаю и замолкаю, чтобы не тревожить его душу ненужными вопросами. В поиске темы оглядываюсь по сторонам, натыкаюсь на все те же китайские фонарики, из-за высоты свет которых стал тусклее.

— А ты знаешь, что изначально китайские фонарики применялись во время войны, — решаю сменить тему и немного разрядить обстановку. — Их история отправляет нас на две тысячи лет назад. Ты только представь целых две тысячи лет. В первые годы нового времени китайский военачальник Чжугэ Лян придумал использовать небесные фонарики в качестве средства связи. С их помощью он отдавал приказы своим солдатам на расстоянии в десятки километров, а разведка армии генерала могла вовремя оповещать о передвижениях врага. Но самое интересное, что однажды он обратил неприятеля в бегство, выпустив в небо несколько тысяч огоньков. Враги посчитали, что сами высшие силы защищают китайскую армию.

— Откуда ты это знаешь? — расплываясь в улыбке, интересуется Антон.

Смеюсь, понимая, что мне удалось сменить тему и заинтересовать его чем-то другим, что не имеет к семье никакого отношения. По его глазам я вижу, что ему по-настоящему интересно все то, о чем я говорю без умолку.

— Мне интересна история Китая, — смущаясь, я пожимаю плечами и заправляю прядь волос за ухо. — У них много интересного, — оправдываюсь, не зная зачем.

— Расскажешь? — мягкие губы парня касаются виска, скользят к уху. Теплое дыхание щекочет лицо, я тихо смеюсь и пытаюсь отстраниться, но все мои попытки тщетны. Рука Антона ложится на мое лицо и не позволяет отвернуться. Сиюминутно он отрезает все пути к отступлению. — Мне очень интересно.

— По-моему, тебе интересно совсем другое, — выдыхаю, закидывая руки на плечи парня, чтобы не рухнуть на холодную землю от переполняющих меня эмоций.

Все, что сейчас между нами происходит, по моему скромному мнению, выходит за рамки дозволенного, но кое-кто особенно раскрепощенный и привыкший к вседозволенности считает как раз наоборот.

— Это тоже, — Антон усмехается, носом зарывается в мои волосы и легонько кусает шею. — Но Китай мне тоже интересен.

— Ладно, — дергаюсь, ужасно переживая, что на шее останется след от зубов. Не хватало еще дома скандала, подобного я точно не переживу. — Как-нибудь расскажу.

— Ага, как скажешь, — поцелуи в шею становятся наглее, дыхание перехватывает, и сердце отбивает сумасшедший ритм от одной только мысли, что Антону не составит труда пойти дальше. — А пока давай тетрадь, — звучит между легкими, крышесносными прикосновениями его теплых губ к моей коже.

— А? — смотрю на него, ничего не понимая.

— Тетрадь, — Антон снова повторяет странное слово, обнимает за талию и дарит легкий поцелуй в губы, заставляя невольно терять память.

Хотя я ее и так потеряла. Часом ранее примерно.

— Что?

Не понимаю, о чем он говорит.

— Тетрадь со стихами, — снова поцелуй, но уже дольше.

Я пытаюсь переключиться на поцелуй, но его губы, что расплываются в улыбке, не позволяют насладиться процессом. Усмехнувшись, кусаю его за верхнюю губу. Где-то на задворках сознания всплывает странное слово, мне требуется несколько минут, чтобы понять его смысл. Отстраняюсь, качаю головой и заливаюсь громким смехом. Этого просто не может быть, только не со мной.

— Нет, ты не посмеешь!

— Еще как посмею. Ты подарила ее несколько дней назад. Неужели забыла? — Антон смешно играет бровями, заставляя невольно улыбаться. — Она теперь моя.

— А где я буду для вас стихи писать? — я никогда еще так просто не сдавалась.

Тетрадь — это святое. Для меня она важна, как ничто. Она что-то вроде второй половинки, без которой сходишь с ума и без устали проливаешь слезы в подушку, так и я без своей родной тетрадки горюю. Я люблю писать. Много писать. Оно как-то все само получается, стоит мне сесть за стол, открыть тетрадь, и я словно погружаюсь в другой мир, расслабляюсь и отдыхаю душой.

— Я тебе новую подарю, идет?

— Не-а. Это слишком просто, — зарываюсь пальцами в отросшие волосы парня, ловлю на себе его темный взгляд и замираю в ожидании чуда.

— А что ты хочешь? — рука парня нагло пробирается под футболку, касается оголенного живота, но я молчу. Мне нравится испытывать эти странные чувства, что бурлят во мне, словно гейзер. Раньше я такого не ощущала, да и с парнями никогда не гуляла. Он первый. Во всем первый.

— Поцелуй, — произношу едва слышно.

Я знаю, что он не откажет мне в такой маленькой просьбе. Не такой он, чтобы отказываться от поцелуя с девушкой.

— Не вопрос. Ты, конечно, еще неопытная и целоваться совершенно не умеешь, но я тебя научу.

— Лисов, черт! — вскрикиваю, обиженно прикусывая губы.

Вот гаденыш.

— Да ладно-ладно. Иди сюда, буду учить.

14. Алевтина

— Антон, пожалуйста, отпусти. Мне пора домой.