Мои печальные победы

«Дорогой Стасик!

Спасибо тебе за книгу, за добрую надпись и за письмо.

Я думаю, что между нами ничего дурного не происходит и ничего дурного не произойдет. Просто по российской привычке все путать, мы путаем мировоззрение и нравственность. Французы уже это превзошли во времена Гюго.

Может быть, нравственный обскурант и безнравственный либерал. Я это хорошо понимаю, и в своих отношениях с людьми исхожу из нравственного, а не из мировоззренческого.

А нравственное, по-моему, состоит в неприятии крови. Слишком много ее пролилось за последние десятилетия. И ради чего угодно нельзя допустить новых кровопролитий.

Кровь ничего не искупает. Она противна культуре. Только тот, кто участвовал в кровопролитии, может это понять.

Свою единственную задачу я вижу именно в этом: утверждать терпимость, пускай я это делаю без должного таланта и понимания искусства. Бог с ним, с искусством.

Призываю и тебя быть терпимее и не возбуждать себя до крайностей.

Будь здоров. Привет Гале.

Твой Д. Самойлов».

Я-то думал, что он, гуманист и философ, поймет мой бунт против Багрицкого, осудит вместе со мной страшные идеи местечковых чекистов: «Но если век скажет «солги» — солги, но если век скажет «убей!» — убей». Нет, Дезик ничего не сказал о кровопролитии, которое воспевал и прославлял Багрицкий-Дзюбин: «Их нежные кости сосали грязь. За ними захлопывались рвы. И подпись под приговором вилась, струей из простреленной головы».

Дезик промолчал о той крови, как будто ее и не было. Но осудил меня за то, что якобы мое выступление на дискуссии призывает к кровопролитию.

А в дневнике он сделал совсем уж непотребную запись: «Апокалиптические слухи. Письмо Куняева, письмо Рязанова. Возбуждение и

растерянность, экстремисты требуют крови, и она будет. Провинция прет на Москву, а там некому сопротивляться, кроме узкого круга «столичной интеллигенции» (Запись от 11.02.1981 г.). Он тогда же написал стихотворение, строки из которого процитировал Давид Шраер-Петров в своей книге: «А все ж дружили и служили, и жить мечтали заново. И все мечтали. А дожили до Стасика Куняева».

Постепенно Дезик терял способность к поиску истины, к мужественной мысли, к настоящему спору. Его дневник стал фиксировать всякую мелочь, касающуюся его или его единомышленников:

«Поносная статья Куняева в «Нашем современнике» против Чупринина», «выпады против меня и Левитанского», «М. Алексеев в «Москве» отказался печатать поносную статью Глушковой против меня». (А между прочим, эта статья — одна из самых умных и глубоких, написанных о творчестве Д. Самойлова.)

«Приходил Мезенцев, рабочий из Северодвинска, одержимый поклонник Высоцкого. Ненавидит Куняева, презирает «Наш современник» (1987 г. 17.05).

«Статья Глушковой против меня. Глупо. Бездарно. Грязное воображение. Против жидомасонства — шизомасонство».

Года за два до смерти от страха что ли, когда наши СМИ и ТВ запугивали еврейских обывателей скорыми погромами, у Дезика совершенно явно ожили все еврейские комплексы и в истерической форме выплеснулись на страницы дневника:

«Если меня, русского поэта и русского человека погонят в газовую камеру, я буду повторять: «Шма исроэл! Адонай элэхейну, Адонай эхад!». Единственное, что я запомнил из своего еврейства» (4.08.1988 г.). В переводе — начало еврейской молитвы: «Слушай Израиль! Господь — наш Бог, Господь один!» Существуют воспоминания, что начальник сталинской охраны Паукер, рассказывал Сталину, будто бы когда Зиновьева повели на расстрел, то он читал на древнееврейском слова этой молитвы… Бедный Дезик…