Мой путь в Скапа-Флоу

Отдав честь, я отправился в путь. У седьмого причала я нанял такси. Иммиграционное бюро располагалось в деревянном бараке. Там было оживлённо, как на вокзале в зале ожидания: мужчины, женщины и дети стояли группами, носильщики кричали, время от времени бегали врачи в белых халатах.

Я впервые имел дело с пассажирами. Они осадили меня, как оводы потную лошадь, и забросали меня глупыми вопросами: «Будут ли на борту танцы, и примут ли в них участие офицеры?», спрашивала немолодая дама со сверкающими глазами; «Какие меры мы приняли, чтобы предотвратить кораблекрушение» — хотел знать сильно надушенный мужчина…

Наконец я посадил всю эту публику, около пятидесяти человек, в автобус, и мы отправились в гавань. На борту судна я передал свою трескотливую орду стюардам, а сам отправился на мостик с докладом.

Наверху я встретился с третьим помощником. Мы ещё не виделись с ним. Короткое представление: «Прин» — «Шварцер».

— Пассажиры уже на борту, господин Прин? — приветливо спросил он. — Удивительный народ! Вам следует остерегаться их, особенно женщин. В море они чертовски нуждаются в опеке. Поверьте моему опыту!

Мне оставалось только удивиться. С его курносым носом и глазами навыкате он совсем не выглядел ловеласом.

В этот момент на мостике появился маленький толстый мужчина, чрезвычайно элегантный, в тёмном пальто, котелке и светлых гетрах. Шварцер вытянулся перед ним. Это был «Старик».

Я представился ему и доложил о выполнении поручения.

Короткий испытующий взгляд маленьких серых глаз: «Хорошо, господин Прин, спасибо», — и он исчез в своей каюте.

— Чрезвычайно строг в обхождении, неоднократно испытано, — пояснил Шварцер вполголоса. — Всех офицеров заставляет качать солнце, качать звёзды[17], вести судовой журнал, следить за грузом, нести радиовахту… Да, офицерам здесь нелегко.

Мы прогуливались по мостику взад и вперёд. На палубе стояли пассажиры, закутанные в толстые пальто, и смотрели на нас вверх. Время от времени мы украдкой посматривали вниз и чувствовали себя на седьмом небе. Ведь Шварцеру тогда было двадцать три, а мне — двадцать один год…

Одиннадцатого марта мы вышли из Гамбурга. Была холодная, серая ночь, сыпал снег. Когда я незадолго до четырёх поднялся на мостик на «собаку», началась вьюга. Видимость уменьшилась до расстояния вытянутой руки.

Мы поднимались вверх по течению Везера и находились приблизительно на широте маяка Хохвег. «Сан-Франциско» шёл средним ходом. Через короткие промежутки времени гудел туманный горн.

Бусслер, первый помощник, стоял на мостике рядом с лоцманом. Они обсуждали, не лучше ли было стать на якорь.

— Прин, отправляйтесь на бак и вместе с Циммерманном готовьте якорь к отдаче, — крикнул мне первый помощник.

Я ринулся по трапу вниз и на бак. На палубе было темно, всё палубное освещение выключено. Сквозь шум шторма время от времени слышался рёв туманного горна.

Я постучал в переборку носового кубрика и позвал Циммерманна. Через минуту он вышел, пошатываясь после сна и держа в руке фонарь.

Мы поднялись на бак к якорю правого борта. Я склонился вниз, а Циммерманн светил мне фонариком. Я бросил взгляд вперёд, туда, где вода сливалась с туманом. И увидел чуть правее нашего курса яркий белый свет!

Повернувшись к мостику, я закричал громко, как только мог:

— Огонь справа по курсу!

Я не знал, расслышали ли меня на мостике из-за туманного горна. Огонь быстро приближался, он находился от нас на расстоянии не более нескольких сотен метров. Добежать до мостика я не успею!..

Я снова закричал во всю силу своих лёгких:

— Огонь по курсу справа!

Передо мной возник тёмный силуэт одного из сигнальщиков.

— Опасность! — крикнул я ему. — Беги в кубрик! Буди всех!

Он убежал. С мостика донеслась команда Бусслера, усиленная мегафоном:

— Право руля!

Но свет огня впереди приближался, пока так и оставаясь на нашем курсе. Сквозь шум ветра я слышал, как сигнальщик будит команду в носовом кубрике:

— Подъём! Валите отсюда, если жизнь дорога!

В следующий момент перед форштевнем выросла огромная черная стена. Удар!.. Одновременно грохот и скрежет железа, раздираемого железом. Крен на правый борт.

Короткие команды с мостика:

— Стоп обе машины! Обе машины полный назад! Право на борт!

«Сан-Франциско» медленно повернулся и заскользил вдоль высокого борта другого судна. Сверху на нас смотрели ряды освещённых бортовых иллюминаторов. Затем чужое судно, как привидение, исчезло позади нас в снежной пелене…

Я спустился вниз, чтобы осмотреть повреждения. Было разрушено тросовое отделение и разорвана переборка носового кубрика. Внутри свистел ветер. Но чудесным образом никто из команды не пострадал.

Когда я вернулся на бак, в воду с грохотом уходила якорь-цепь правого борта. Я бегом отправился на мостик.

По пути я видел, как распахивались двери кают, и возбужденные пассажиры высыпали на палубу. Визжащий женский голос кричал: «Артур, на помощь, мы тонем!». И глубокий бас отвечал: «Успокойся, любимая, я же умею плавать!»

«Старик» был в штурманской рубке. Он только что встал с постели. Его знобило от лихорадки.