Мой слуга Тень (СИ)

Он пристально посмотрел ей в глаза. А потом, не отводя взгляда, взял ее руку, поднес к губам, слегка наклонился с грацией хищника и поцеловал ее запястье. У Ирис сжало грудь, когда его прохладные твердые губы коснулись ее кожи, пальцы кольнула щетина, появившаяся на его подбородке к вечеру, а теплое дыхание пощекотало точку, где бился пульс. По телу Ирис пробежала волна жаркой судороги.

Дворецкий отпустил ее руку и выпрямился.

– Рад служить, моя госпожа, – произнес он своим глубоким голосом и ушел.

Ирис осталась стоять в дверях, приложив руки к собственному сердцу, которое билось, как будто искусный мастер заменил в нем мышцы на шестеренки, и они разом сошли с ума.

***

День выдался солнечный, но прохладный, и Ирис зябко куталась в шаль на продуваемой ветерком платформе станции. Поезд из столицы запаздывал. Арман стоял величественной суровой фигурой, в элегантном черном пальто до колен, сцепив за спиной руки. Он молчал и зорко всматривался вдаль, куда убегала лента железнодорожных путей.

Он молчал и по пути в Шваленберг. Сосредоточенно крутил баранку и сильно жал на педали. Ирис пыталась завязать пустой разговор о погоде и дороге, но Арман отделывался короткими ответами.

Конечно, ей хотелось говорить о другом. О его жизни человека с механической начинкой, о его военном прошлом, о том, как все случилось и что он чувствовал, пребывая на изнанке существования… и что чувствовал потом, когда он пробудился и стал привыкать к новому телу.

Но Армана как будто подменили за ночь. Сидя в машине, и теперь, стоя от него на почтительном расстоянии на платформе, она видела того же надменного дворецкого с бесстрастным лицом, кого встретила в день прибытия в «Черный дуб». И который так сильно ее взбесил своим снобизмом! Как будто ей приснилась вчерашняя страстная сцена в кладовой и оглушительные признания. Арман не желал возвращаться к прежней близости. Он отстранился, спрятался за маской вышколенного лакея.

Ирис поначалу решила не настаивать. Ему, конечно, не по себе от того, что он выложил свою тайну новой хозяйке. Неужели он чувствует себя ущербным? Нет-нет. Арман гордился тем, кто он есть, и был полон непревзойденного чувства собственного достоинства. Так что же тогда?

Ей надоело играть в молчанку. Она подошла к Арману и тронула его за локоть.

– Арман, я собираюсь рассказать отцу – Финеасу – обо всех странностях, что происходят в поместье. О смерти барона, о пресс-папье, обо всем. Кое-что я ему уже сообщила в письме. У Финеаса математический и одновременно поэтический склад ума, я ценю его мнение. Конечно, когда он не увлечен своими карточными прожектами, – добавила она с досадой. – Ты не возражаешь? Он может подсказать что-то толковое.

– Отнюдь… Ирис. Ты теперь хозяйка поместья и сама принимаешь такие решения. Не стоит спрашивать у меня.

От Ирис не укрылась короткая пауза. Он чуть не обратился к ней «госпожа Диль»! Да это просто невыносимо.

– Я буду у тебя спрашивать, потому что высоко ценю и твое мнение тоже, – сказала она с досадой. – Ты самый умный человек из всех, кого я только знаю, и при этом лишен недостатков моего отца.

Арман вежливо улыбнулся.

– Твоей тайной я с ним не поделюсь, не беспокойся.

– Я не беспокоюсь, Ирис.

– Хотя на твоем месте я бы сама гордо объявила о своих «особенностях» на весь свет и заставила бы людей мной восхищаться.

– Предпочитаю заслужить восхищение за другие свои качества.

– Ты уверен, что никто в Альсингене не знает? А твой командир, майор Зейц?

– Он знает лишь то, что я был ранен и комиссован по состоянию здоровья.

– Думаю, в кабинете барона он искал тот изумруд. Интересно, что бы он сказал, проведай он, что это изумруд теперь у тебя в груди?

Арман едва заметно поморщился. Этот разговор его не радовал. Ирис же считала, что избыток такта только во вред. О некоторых вещах не нужно стесняться говорить, иначе они начинают казаться более ужасными, чем есть. Правда все делает проще и понятнее.

– Поезд, – Арман показал вдаль, где поднимался клуб дыма. Весело прогудел паровозный гудок.

Шипя и ревя, к платформе подлетел столичный экспресс, остановился, скрипя тормозами и пыхтя жаром, как сказочное чудовище.

– Отец! – взвизгнула Ирис и бросилась обнимать профессора Диля, который залихватски спрыгнул на платформу с чемоданом в руке.

– Здравствуй, дорогая. Отлично выглядишь. Деревенский воздух пошел тебе на пользу, – Финеас поставил чемодан на землю и расцеловал Ирис в обе щеки. Она с удовольствием вдыхала знакомый и родной аромат вишневого табака и столярного клея, неотделимый от ее отца.

Ирис отстранилась и придирчиво осмотрела профессора Диля. Профессор был причесан, выбрит, одет в поношенное, но приличное серое пальто. Щеки округлились, мешки под глазами уменьшились. В балагане Мореллей за ним явно хорошо присматривали, не давали проводить бессонные ночи и увлекаться спиртным.

Финеас прищурился и глянул за плечо Ирис.

– Представь же меня своему спутнику, дорогая, – попросил он.

Арман приблизился и пожал протянутую ему руку.