Мой театр. По страницам дневника. Книга II

Из-за угрозы очередного выговора, с марта 2013 года я не давал интервью. Либеральная общественность, поборники свободы слова очередной раз делали вид, что ничего противозаконного не происходит.

В последних числах июня, когда мои контракты с Большим театром уже были закрыты, я дал согласие на интервью известному журналисту Андрею Ванденко, обозревателю журнала «Итоги», тогда изданию с солидной репутацией.

Наш разговор начался нетривиально: «Николай, вы такой спокойный, как будто что-то важное знаете». – «Ну, я действительно спокоен, мне нечего бояться, у меня всё очень хорошо». – «Как? – удивился он. – Вы с 1 июля 2013 года – безработный!» Я пожал плечами: «Почему вы так считаете?»

Тут на меня полился поток упреков. Ванденко пытался меня пристыдить: «Вы – черствый человек, не выражаете никакого сочувствия Филину. Я был в Ахене у него в больнице, он ничего не видит, он полностью ослеп». О том, что немецкая сторона (видимо, знавшая истинное положение дел) не дала разрешения на пресс-конференцию по поводу Филина на своей территории, ее были вынуждены перенести в Голландию, журналист не упомянул.

Настала моя очередь: «Поверьте, я хорошо знаю Филина. Все это не более чем рекламный трюк. В конце июля – начале августа будут гастроли Большого театра в Лондоне. И Филин, волшебно излечившийся в Германии и прозревший, выйдет на сцену кланяться. А я по плану тех, кто этот скандал затеял, в то время уже должен сидеть в тюрьме». – «Николай, этого не может быть! Филину прописан полный покой, о каком Лондоне вы говорите?!» – «Давайте поспорим, – и я протянул ему руку для пари, – если все будет, как я вам сейчас сказал, вы передо мной извинитесь. Публично». – «Договорились», – кивнул Ванденко.

Мое интервью в «Итогах» вышло 1 июля 2013 года. Через полтора месяца, а точнее, в августе «внезапно» прозревший Филин приехал в Лондон и вышел на сцену кланяться. Этот момент показали в новостных репортажах по всем телеканалам.

Я позвонил Ванденко: «И?..» – «Коля, извините! У меня нет слов!» – «Почему вы не хотите об этом написать?» На что услышал вполне ожидаемый ответ: «Не дадут напечатать». – «А вы мне говорили, что я – черствый человек. Все было враньем, от начала и до конца».

Естественно, никаких слов с извинениями от Ванденко в мой адрес в журнале «Итоги» опубликовано не было.

61

Ни думать, ни вспоминать о тех событиях я сегодня бы ни за что не стал, если бы они катком не прошлись в последние годы службы в Большом театре по моей жизни. Могу сказать, что по-человечески я бы, конечно, сопереживал своему коллеге, попавшему в такую ситуацию. Если бы…

Если бы без всяких оснований и доказательств меня не старались втянуть в тот отвратительный скандал; мало того, сделать виновным; если бы не устроенная по моему поводу дикая травля в театре, СМИ, обществе; если бы не то количество грязи и лжи, которые были вылиты на мою голову с намерением опорочить мое имя, уничтожить меня духовно и физически.

И после всего перечисленного, мне надо было найти слова сочувствия по отношению к Филину, с подачи которого все это закрутилось?!

Но, что в результате? Говорят, большое видится на расстоянии. В результате, у меня-то в судьбе все сложилось. А у Филина? Память о нем как о хорошем танцовщике оказалась вытеснена из истории «кислотным» беспределом. Филин теперь сам среди потерпевших. То, что у него сегодня есть проблемы со здоровьем, так же очевидно, как и то, что появились они в другое время и при других обстоятельствах, про которые я не нахожу нужным говорить. Меня это не касается.

В русском языке есть пословицы, как говорится, прямо в тему – «Бог шельму метит» и еще «Не рой яму другому – сам в нее попадешь».

Я уверен, что наступит момент, когда всплывут материалы, подлинные документы «кислотного» дела, в которых отражена истина, и станет понятно, что на самом деле произошло. Правда всегда выходит наружу, как бы этого кое-кто не хотел.

Первым доказательством сфабрикованности «покушения» на Филина является освобождение по УДО Павла Дмитриченко. С него полностью сняты все обвинения и судимость. И это только начало…

62

15 июня 2013 года, во время пикета в мою защиту, который проходил напротив ГАБТа, мне позвонили: «Коля, Иксанова сняли с поста директора, но объявят о том после твоего ухода из театра».

29 июня я дал свой последний урок. Спокойно собрал вещи, вынес их незаметно, так, что никто даже не понял, что я их унес. 30 июня сразу после утреннего класса поехал в аэропорт и улетел во Владивокавказ на фестиваль по приглашения Ларисы Гергиевой.

Позже выяснилось, что Родькина в тот день срочно вызвали в кабинет временно исполняющей обязанности художественного руководителя балетной труппы Большого театра Галины Степаненко. Моя бывшая партнерша свято следовала указанному курсу. Она сказала Денису – если сейчас он напишет от меня отказ, то в Лондоне будет танцевать сольный репертуар. Даже в последний день моего контракта они хотели, чтобы мой единственный ученик от меня отказался.