Мой театр. По страницам дневника. Книга II

…В 1997 году, когда я готовил «Жизель» в Большом театре, мне позвонила глава этого фестиваля, в прошлом танцовщица ГАБТа, балетный критик – Н. М. Садовская, но тогда я об этом не знал. «Николай, я вас хочу пригласить станцевать „Сильфиду“ на фестивале Нуреева», – тоном, не терпящем возражений, сказала Наталья Михайловна. Назвала дату выступления. А у меня «Жизель» на носу. «Спасибо большое, я был бы очень рад, но у меня через день после вашей даты премьера „Жизели“ в Большом театре». На что услышал: «Ой, ну какая проблема?! Приедете, станцуете, потом поедете, станцуете на следующий день вашу „Жизель“!» – «Но это мой первый спектакль…» – «Господи, тоже мне дела! Вышел по диагонали, положил цветы, два раза cabriole – и вся ваша „Жизель“!» – фыркнула с раздражением Садовская. «Я готовлю партию с Улановой! Как я ей сообщу, что за пару дней до своей премьеры поеду куда-то?» – «Господи! – воскликнула Наталья Михайловна. – Да она старая, уже ничего не помнит!» – «Простите, я не могу так. Тогда я вынужден отказаться от вашего предложения. Извините ради бога…» Слышу в ответ: «Вашей ноги на этом фестивале никогда не будет!» В трубке раздались прерывистые гудки.

И каждый раз, когда Наталью Михайловну спрашивали: «Почему вы не приглашаете на Нуреевский фестиваль Цискаридзе?» – она гордо отвечала, что не приглашает плохих и капризных артистов.

В 2013 году меня все-таки уговорили там выступить, не Садовская, другой человек. Очень хотелось, чтобы Лина станцевала со мной этот балет, другого случая могло не представиться. Согласился, но предупредил: «Танцевать буду только с Воронцовой».

На вокзале нас встречала Садовская, на лице – страдальческая гримаса. И на каждом шагу, оказываясь рядом со мной, Наталья Михайловна начинала громко причитать по поводу несчастья, случившегося с Сереженькой Филиным, действительно потрясающим танцовщиком, не то что некоторые…

Приехав в Казань, я знал, что мой контракт как артиста ГАБТа истекает 30 июня 2013 года, я ухожу. Становлюсь ректором АРБ им. А. Я. Вагановой. Единственное, чего я не знал, когда о том будет сделано соответствующее заявление. Меня попросили по этому поводу нигде не распространяться.

Я смотрел на фыркающую Садовскую, не упускавшую случая уколоть, поддеть меня, и думал: «Господи, какая же озлобленная дама! Казань – прекрасный город, хорошая погода, все цветет, порадуйтесь жизни, получите удовольствие!»

Нас с Линой принимали так, как будто в тот вечер перед казанской публикой выступал сам Рудольф Нуреев с Марго Фонтейн. Наталья Михайловна, сцепив зубы, как личную трагедию переживала наш успех. Количество цветов, которые в тот вечер вынесли на сцену, и счесть было нельзя…

56

В день нашего выступления в Казани, то есть 16 мая, в ГАБТе состоялась премьера балета М. Эка «Квартира». Его поставили вместо другого спектакля Матса – «Дом Бернады Альбы», в котором я так мечтал станцевать…

Впервые в театре, а не на записи, я увидел «Жизель» Эка в Парижской опере в ноябре 2001 года, когда приехал туда готовить «Баядерку». Мы параллельно в залах репетировали: я – Солора, а жена Эка, Ана Лагуна, – «Жизель» с артистами Оперá. Эк, в отличие от большинства хореографов с мировым именем, не имел штата ассистентов. Когда наступал момент постановки, сначала приезжала Лагуна, проделывала всю основную, черновую работу, а сам Матс появлялся уже ближе к премьере.

Меня интересовало, как он репетирует. Если выпадало свободное время, я подходил к залу, где Эк работал, через окошко в двери стоял смотрел. Как-то, увидев меня, Матс открыл дверь: «Привет, Николя! Заходи, посмотри, если хочешь».

Нас на каком-то банкете в Оперá представила друг другу Брижит Лефевр. «Знакомьтесь, – сказала она, обращаясь к Эку и его супруге, – Николя Цискаридзе из Большого театра». Эк и Лагуна приветливо закивали. «Да, да, да! – сказал Эк. – Мы видели вас в Берлине, когда вы премию „Benois de la Danse“ получали». Я там что-то из хореографии Григоровича танцевал, а Матс и Ана с Юрием Николаевичем дружили.

С этого момента я «прописался» на постановочных репетициях эковской «Жизели». Там я увидел, что с кордебалетом работает не один репетитор, а сразу три. Судя по всему, такой принцип в Оперá сложился еще во времена Сержа Лифаря. Один репетитор следит за правой стороной кордебалета, другой за левой. А в центре стоит главный репетитор, который отвечает непосредственно за весь процесс. Так в Оперá добивались абсолютной ровности линий в танце.

Я аж подпрыгнул! Репетируя с кордебалетом в Большом театре, заменяя от случая к случаю кого-то из педагогов, я всегда просил у руководства еще двух педагогов в помощь. Мне отказывали, считая подобную просьбу капризом. К тому времени в ГАБТе уже забыли, что именно так массовые сцены репетировал мой первый наставник в театре Н. Р. Симачев – гений, абсолютный гений больших репетиций.

Когда я стал репетировать в Академии Русского балета с учениками, то сделал этот порядок обязательным. У меня не бывает меньше двух репетиторов в зале или на сцене.