Мой театр. По страницам дневника. Книга II

В закулисье Metropolitan появился Валера Головицер – давний приятель Максимовой и Васильева из хлопуш ГАБТа. Перебравшись в США и обжившись в Нью-Йорке, он считал себя главным ньюсмейкером Bolshoi Ballet в Америке. Клакерское прошлое прочно засело в Валериной натуре.

Его весьма скромная персона не вызывала у меня восторженных чувств. А Головицеру очень хотелось, чтобы его воспринимали как нечто значительное. Валера всячески демонстрировал свою заботу и любовь по отношению к Гуданову, желая тем самым поставить меня на место. Везде, где мог, Головицер представлял Диму главной звездой русского балета.

На утренник «Дочери фараона», в котором танцевал Гуданов, Валера созвал всех, кого ему удалось найти в Нью-Йорке в такую адскую жару. Но «звезда» не сдюжила: Дима и сам свалился, и бедную Машу Александрову со «стульчика» уронил. Прихожу в театр на свой вечерний спектакль, а меня вся труппа по очереди поздравляет. «Да что вы, я же еще ничего не станцевал!» – удивился я. Мне в ответ: «А тебе уже и не надо!»

В этот момент появляется расстроенный Головицер, видит меня… Я ему с нежностью: «Ну что, обделались?»

А то нас с Захаровой позором заклеймили, что не даем дарованию Гуданова развернуться. Головицер ходил по театру, взбивал-взбивал эту пену. Я куражился, проходя мимо него: «Не на того ставите, Валера, не на того!»

36

10 сентября 2005 года состоялся сбор труппы ГАБТа, впервые в непривычно маленьком зрительном зале Новой сцены. Приехав в театр за несколько дней до этого события, я подобрал мебель для гримерки, как мог обустроил себе «гнездо». Труппа на работу вышла: репетиционных залов не хватает, кто где сидит – непонятно. Полная неразбериха. Помню, Максимова между репетициями устраивалась на стуле в коридоре. Фадеечева я пригласил обосноваться в своей гримерной, куда еще раньше собственными руками заселил Филина…

Стали мы плясать в филиале Большого театра. Сезон открылся «Лебединым озером», потом я исполнил «Сон в летнюю ночь». Выдалась пауза в несколько дней. Гена Таранда, руководивший «Имперским балетом», стал меня уговаривать поехать в Минск, станцевать с его коллективом «Шехеразаду». Золотого раба после травмы я еще не танцевал, там вся хореография взахлест, в эмоциях. «Нет, Гена, я еще не очень в форме», – отнекивался я. Но Гена умел уговаривать, в результате я поехал в Минск.

Выступали мы во Дворце Республики. Здание типа нашего Кремлевского дворца, только поменьше, вмещающее 2700 зрителей. Зал набит до отказа. Когда спектакль закончился, количество цветов, которые мне вынесли на сцену… Я как артист никогда не был обделен цветами, мне всегда на сцену выносили «сады Семирамиды». Но здесь сложилось ощущение, что я – Ленин, и мне к Мавзолею, как во времена СССР, несут букеты.

Публика оказалась необыкновенной, очевидно было, что зал заполнен интеллигенцией. Перед отъездом из Минска в Москву мы встретились с человеком, устроившим этот вечер: «Вы знаете, Николай, все, что происходит в Минске в смысле театра, музыки, эстрады, проходит через мою контору. Хочу вам сказать, что сегодня я впервые видел такой зал, такой контингент: профессура, театральные деятели, писатели, художники. Прежде они к нам никогда не приходили!» Я был поражен подобным признанием и в свою очередь спросил, откуда такое количество цветов? «Ну, вы же видели, тут не сплошь магазинные розы, это цветы, которые люди сами выращивают».

Из зрительного зала Дворца Республики на сцену вели две лестницы: справа и слева по ним к нам, артистам, после спектакля потекла людская река. В тот вечер мне надарили не только цветов, но и белорусских конфет, шоколада, кто-то принес в подарок собственноручно закатанные баночки с соленьями и вареньями, как привет из моего далекого детства с няней. Так тепло на душе стало. Но надо было торопиться домой – в Москве меня ждали две совершенно новые, далеко не рядовые работы.

37

Хоть я по своей природе человек крайне ленивый, моя жизнь всегда заполнена разного рода деятельностью – кроме работы еще и общественными обязанностями. Однажды как член жюри «Золотой маски» я оказался в Московском театре кукол «Тень» и буквально влюбился в его руководителей – Илью Эпельбаума и Майю Краснопольскую.

В 2000 году они создали проект «Музей театральных идей». Смысл его заключался в том, что любой режиссер мог поставить там спектакль своей мечты, единственным ограничением являлся формат в 15 минут. На крошечной сцене Лиликанского театра работали выдающиеся личности: Анатолий Васильев, Петр Фоменко, Тонино Гуэрра.

Увидев и поводив кукол, сразу вспомнилось детство и мои кукольные спектакли, которыми я замучил всю родню. Уходя, сказал на прощанье: «Как жалко, что у вас невозможно поставить балет!» – «Я для вас придумаю спектакль», – засмеялся Илья.

Прошла пара лет. Летом 2004 года мне позвонил Эпельбаум, сказал, что придумал для меня спектакль и попросил приехать в театр. Я приехал. Слушая его, я думал, что кое-кто из нас – сумасшедший. Илья предложил моим ногам сыграть циклопа Полифема, того самого, который согласно античному мифу влюбляется в Галатею.