Мой театр. По страницам дневника. Книга II

Но фокус заключался в том, что, когда мы репетировали, фонтаны по краям бассейна не работали. Начались съемки, фонтаны включили, картинка на мониторах выглядела роскошно, но всё вокруг, а главное мостик, по которому мне надо было нести Машу, оказался мокрым и невероятно скользким. Подняв свою Раймонду на «стульчик», я понес ее на одной руке, на мне еще развивался длинный плащ. К тому же, я близорукий. Но у Александровой-то зрение, как у орлицы, в отличие от меня. Она, видимо, все в деталях видела: и блестящий от воды пол, и мостик над бассейном, и наверняка в ее воображении мелькнула картина нашего позорного кувырка вниз, в воду.

Бедная Маша! Меру ее испуга я оценил только тогда, когда мы добрались до последней площадки и я спустил ее вниз. Маша тряслась и от страха перепутала порядок adagio. Но на телеэкране все выглядело красиво и очень эффектно.

Несмотря на некоторые «особенности» сцены в тот вечер, в «Раймонде» я все-таки выступал в своем привычном амплуа. А вот второй номер оказался для меня премьерой во всех смыслах. Вместе с Т. И. Шмыгой я пел и плясал «Шимми» – «Скучно вам одной сидеть на стуле…» из оперетты И. Кальмана «Баядера». Моя идея.

Во-первых, мы с Татьяной Ивановной родились оба 31 декабря. Во-вторых, я с детства был ее поклонником, ходил на многие ее спектакли. Мой театральный «министр» – тогда глава клакеров ГАБТа – дядя Володя Мабута был обожателем и «сыром», то есть, ярым поклонником Татьяны Ивановны до конца своих дней. Голоса мне Господь не дал, но абсолютным слухом и чувством ритма не обделил. Шмыга осталась очень довольна нашим дуэтом.

60

Участие в съемках на ТВ совмещалось с выступлениями в текущем репертуаре Большого театра, участием в многочисленных больших и малых гастрольных поездках.

Незадолго до Нового года я уехал в Афины, где раз пять станцевал «Кармен. Соло» в гала «Ролан Пети и друзья». Мне всегда нравилось ездить с Роланом, участвовать в его спектаклях. Пети собирал вокруг себя талантливых танцовщиков со всего мира, делал общение внутри этого временного коллектива легким и приятным. Но в Афинах Пети выглядел каким-то очень взволнованным, не похожим на себя самого.

Его ассистенты, подобно «вдовам» Нуреева в Парижской опере, уже начали проявлять над ним, страдающим болезнью Альцгеймера, свою власть. Я тогда и вообразить не мог, что через несколько лет увижу в Большом театре не Пети, которого знал, а его тень, которой будут по своему усмотрению управлять его «вдовы». Раньше они тряслись от одного взгляда Ролана, но потом больной Пети оказался в полной зависимости от них. Они возили его, точно куклу, по миру, зарабатывая на его имени большие деньги.

Когда мы через несколько лет, практически случайно, встретились с Роланом в коридоре Большого театра, «вдовы», прикормленные руководством ГАБТа, сделали все, чтобы нам на прощанье не удалось даже по-человечески поговорить…

61

2007 год начался, как обычно, «Щелкунчиком». 2 января Ю. Н. Григоровичу исполнялось 80 лет, я танцевал в его честь. В театре появилась Н. И. Бессмертнова, мы были рады друг другу.

Я и сегодня храню листок – записанная рукой Натальи Игоревны сцена трио Ширин, Ферхада и Менменэ-Бану в «Легенде о любви». В 2002 году в ГАБТе восстанавливали этот балет Григоровича. Бессмертнова тогда много с нами репетировала. Ее раздражало, что некоторые артисты то и дело путали текст, во времена Григоровича такие вещи в Большом театре были просто немыслимы. Ко мне это не относилось, танцевальная память меня не подводила никогда.

Однажды Наталья Игоревна пришла в зал и каждому из солистов то ли выдала, то ли подарила по листу с записью хореографии одной из кульминационных сцен в балете, сделанной ею от руки. Для меня «шпаргалка» оказалась особенно ценной, потому что в ней Бессмертнова внизу листка приписала: «Дорогому Колечке желаю удачи!» Тот, кто не знает характера Натальи Игоревны, может сказать, мол, ну и что? Но те, кто имеет о нем представление, подтвердят – мало кто удостаивался с ее стороны просто внимания, не говоря уже о таких словах.

Бессмертнова помнила меня со школы, потому что классом старше учился Миша Бессмертнов, сын ее сестры Татьяны Бессмертновой и Михаила Габовича. Не имея собственных детей, она племянника обожала, опекала как могла. Регулярно приходила на все наши концерты в МАХУ. В училищной «Тщетной предосторожности» Миша танцевал главного героя – Франца, я в числе других ребят «обрамлял» его, значась в друзьях.

В год, когда Бессмертнов выпускался, восстанавливали «Классическую симфонию» Л. М. Лавровского. На Мишу делали большую ставку как на будущего солиста ГАБТа. В заключительной IV части балета он стоял в центре. А я, тогда студент II курса, сбоку, что уже считалось большим успехом.

Наталья Игоревна видела меня и в Большом театре, где я появлялся с точностью кремлевских курантов. Если мы пересекались где-то за кулисами, всегда с ней почтительно здоровался. Лучшей Жизели-Бессмертновой я в жизни не видел. Григоровича в труппе называли Хозяином, Бессмертнову – его жену и прима-балерину ГАБТа – Хозяйкой.