Мой театр. По страницам дневника. Книга II

15 апреля всей труппой мы ринулись в Минск, танцевать один-единственный спектакль – «Лебединое озеро» на открытии после ремонта белорусского Большого театра. Заходим туда, вижу, всюду лифты немецкого производства. Когда в телевизионном интервью меня спросили: «Как вам наш театр?» – я искренне ответил вопросом на вопрос: «А почему вы у себя в театре свои, могилевские, лифты не поставили? А то у нас в театре они стоят в прямом смысле слова, все время ломаются!»

Мои перемещения по миру по скорости и неординарности маршрутов заслуживают книги рекордов Гиннеса. Вернувшись из Минска в Москву, я полетел в Нью-Йорк на гала «The Great» в честь П. А. Пестова, ему исполнялось 80 лет. Вечер устраивал мой одноклассник Гена Савельев и его жена Лариса Клевкина на сцене City Center. К Гене Пётр Антонович всегда хорошо относился, тот был очень трудолюбивым, тихим мальчиком. Не припомню, чтобы Пестов в классе его ругал. Гена всегда старался, Пётр Антонович всегда это ценил.

Реклама гала была на высшем уровне: в «Русской мысли» напечатали интервью учеников Петра Антоновича, на здании City Center красовалась афиша с высказыванием Барышникова по поводу Пестова. Большая редкость, чтобы Михаил Николаевич о ком-то лестно отзывался. Он, как и Пестов, являлся учеником А. И. Пушкина.

В Нью-Йорк съехались многие пестовские ученики. Приехал и юбиляр со своим классом мальчиков из Штутгарта. Их было человек восемь, они показывали фрагмент урока – allegro.

Зайдя в репетиционный зал, я достал кроссворд, сев, как обычно, на шпагат, начал его разгадывать. Краем глаза вижу, хоть и близорукий, что какой-то мужчина невероятной красоты, холеный до невозможности, репетирует с детьми. Вдруг он подходит: «Коля, а ты что, меня не узнаешь?» Я глазам не поверил – мой одноклассник Димка Кулев!

Дима был известен в школе не столько своими танцами, сколько рассказом о «Баядерке». Наш педагог по истории балета И. П. Дешкова, будучи не в силах слушать его ответы, как-то попросила меня принять у Кулева зачет. «Ну, что там тебя Ирина Павловна спрашивала?» – поинтересовался я строгим голосом. «Про „Баядерку“, про что этот балет». – «И что?» – «Ну, там все сначала танцевали-танцевали, а потом пришел мужик с двойной фамилией…» – «C какой двойной фамилией?» – подскочил я. «Ну, в красном он был одет!» – «Великий брамин, что ли?» – изумился я. «Конечно! Да! Он!» – радостно завопил Кулев. Не знаю, как для Димы, но с этого момента Великий брамин всегда был для меня – мужик с двойной фамилией!

А Дима состоялся в Штатах, стал очень успешным человеком на балетном поприще, руководителем престижной школы.

23

Настало время репетиции гала на сцене. Увидев последовательность танцующих, я удивился – моя «Кармен. Соло» Р. Пети шла после «Voyage» Р. Занеллы в исполнении Малахова. Я подошел к Савельеву, мол, как-то нехорошо мне после Володи танцевать, он все-таки старше. «Володя сам попросил до тебя выйти», – сказал Гена. Малахов отдал мне самую «козырную» позицию в гала.

Прихожу на сцену, вижу, Малахов стоит лицом к станку, разогревается. Я, присев на уровень роста Пестова, как заору, не забывая заикаться: «Что-то т-ты, дет-т-т-точка, не стараешься!» Володю как током ударило, начав поворачиваться, он увидел мою физиономию: «Сволочь! Сволочь! – заорал он. – Я специально пришел пораньше порепетировать, чтобы Петя меня не видел!»

Начался прогон. Малахов уже вышел на сцену, когда за кулисами появился Пестов со своими учениками. Поставил около меня, греющегося, стул, стал со мной сплетничать. Зная, что Пётр Антонович обожает оперу, я купил нам билеты в Metropolitan. Но Пестов постарел и так плохо себя чувствовал, что идти туда отказался. Он задыхался, делал три шага и долго хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег, еще три шага и опять задыхался. Если он отказывался идти на оперу, значит, дела плохи…

Сидя в кулисе, время от времени рявкая на меня, как в детстве: «Не спеши!», Пестов одним глазом смотрел на сцену. Его ученик Юра Посохов являл миру свою хореографию, а точнее нечто, поставленное им на музыку «Раймонды» А. Глазунова. Все, кто проходил мимо Пестова, кланялись ему с благоговением, как священной корове, с придыханием: «Здравствуйте, Пётр Антонович!»

Подошел и Посохов, заискивающе: «Здравствуйте, Пётр Антонович!» Пётр Антонович открыл рот: «Юра! Ты же воспитывался в лоне великой русской культуры!» – «Да, Пётр Антонович!» – радостно согласился Юра. «В одной из лучших в мире школе классического танца!» – «Да, Пётр Антонович!» – «Так что же ты, Юра, такую немузыкальную херню ставишь?!» – мрачно возмутился Пестов. Посохова как ветром сдуло, а я подумал: да, интересный у нас концертик намечается!

На самом деле Пётр Антонович страшно переживал, когда его ученики проваливались в профессии. У него сердце кровью обливалось. Для него было очень серьезно то, что Посохов своим бездарным хореографическим опусом, поставленным просто мимо нот, предал великую русскую музыкальную культуру. Пётр Антонович был помешан на музыке, ее соответствию танцу.