Мой театр. По страницам дневника. Книга II

Миновало несколько лет. По своим делам я встретился с Н. Ю. Гришко, чья компания «Гришко» выпускает балетную обувь, одежду, аксессуары. И слышу, что он с Овчаренко собирается запускать какую-то линию одежды. Услышав это, я аж подпрыгнул! «Кто? С кем?» – не веря своим ушам, воскликнул я.

О какой линии одежды могла идти речь относительно человека, который выглядит на сцене в своих костюмах и гриме как ряженый? Гришко сказал, что Артем принес ему в офис трико, запатентованное на имя Овчаренко. Его-то компания и собирается выпускать. «Постойте, Николай Юрьевич, – не выдержал я, – но это трико – мое с Владом Костиным изобретение». «Как ваше? Артем ничего такого не говорил… Мы уже все обсудили…»

Мне оставалось только молча развести руками. Вот это прыть у человека, никаких сдерживающих факторов, никаких моральных устоев и границ. Я слышал, что это трико действительно начали выпускать. Гришко даже оплатил свадьбу Овчаренко. Однако все закончилось довольно быстро и бесславно.

Через какое-то время мы с Николаем Юрьевичем где-то пересеклись, я поинтересовался, как обстоят дела с выпуском «моего» трико. Наступила очередь Гришко развести руками. Сказал, что Овчаренко оказался совершенно непорядочным человеком и что даже слышать эту фамилию он больше не хочет.

29

Оттанцевав в Штатах, я вернулся в Москву. Воронцова получила Первую премию и золотую медаль на XI Московском международном конкурсе артистов балета. Она шла работать в Большой театр.

К этому моменту я сделал все, чтобы в ГАБТ вернули как педагога-репетитора Нину Семизорову. Снова, как в истории с Людмилой Семенякой, я ходил и просил Иксанова, объясняя, что Семизорова – значимая балерина. Я тогда сказал Нине: «Хорошо, что ты пришла. Есть девочка способная, Анжелина Воронцова, наверное, ее тебе отдадут».

Неожиданно раздался звонок от Иксанова: «Мы тут посовещались, Николай, решили, что в театре с Воронцовой будете работать вы». Сначала я не соглашался, потом предложил: «Давайте я вернусь из отпуска чуть раньше, попробую с девочкой пару недель поработать, тогда и решим». – «Как раз вы приготовите с Воронцовой „Щелкунчик“, а 31 декабря его вместе станцуете», – послышалось в трубке.

Я улетел в Париж, где начинались торжества по поводу 100-летия «Русских сезонов». В рамках проекта А. Лиепы я танцевал «Синего бога» и «Шехеразаду» в Théâtre des Champs-Elysées с труппой Кремлевского балета. Французская публика и критики принимали нас восторженно. Весь Париж оказался обклеен моими фотографиями. Потом я еще исполнил в итальянской Равенне Золотого раба и Нарцисса в гала в честь М. Плисецкой.

Сезон 2009/2010 должен был начаться после сентябрьских гастролей ГАБТа в Вильнюсе, куда везли только два «Корсара». Первый спектакль отдали нам с Александровой, второй – Осиповой с Васильевым.

Полагалось торопиться, входить в форму после отпуска. За две недели до поездки в Литву на утренний урок в театре собрался весь мой класс. Пришла и Анжелина Воронцова. Было видно: девочка очень способная, с отличной координацией, природным вращением, красивой стопой, растянутая, давали о себе знать занятия художественной гимнастикой в детстве. Но начальной базы, обязательной для классического танца, в ногах у нее не было. Я понимал, что придется учить с азов.

Через день ко мне в класс пришли два только что принятых в труппу парня. Я забыл, что одного из них видел весной на просмотре. Высокий, складный, очень худой, лицо красивое, как с картинки глянцевого журнала. Отметив про себя его внешность, я тут же переключился на Анжелину, которую стал звать Линой. За эти две недели до отъезда мне полагалось понять – беру Воронцову себе в ученицы или нет.

На тот момент вокруг Лины творилось что-то невообразимое. Она являлась обладательницей всех мыслимых наград, которые присуждались ученикам хореографических училищ: лауреатом, стипендиатом, призером…

Сам В. В. Васильев души в Лине не чаял, восхищался ею. Ставя свой новый балет (вне репертуара Большого театра, но с приглашением его артистов) «Заклятие рода Эшеров», он пригласил Воронцову на главную роль. К тому же она была открытием совсем недавно ушедшей из жизни Максимовой. На нее как на ученицу очередь из женских педагогов ГАБТа стояла, все хотели ее взять, все-все-все. А тут вам – Цискаридзе!

Я тогда сказал Янину: «Ты понимаешь, что ты меня сейчас делаешь врагом их всех, сразу?» – «Ты же видишь, девочка способная, но у нее нет базы начальных классов, надо в ногах у нее валяться. Никто, кроме тебя, этого делать не будет».

Подумал я и согласился. С того момента каждый день после утреннего урока, мы с Линой репетировали вариацию из «Дон Кихота» и Машу в «Щелкунчике».

30

Краем глаза на уроке я видел, как старается новичок-красавчик. Но по ногам выпускник школы «Гжель» и выглядел как выпускник школы «Гжель». Я подумал, что после первого урока парень ко мне на класс больше не придет, у меня сложный урок, долгий. Я же не только комбинации задавал, а, как Семёнова, замечания артистам делал, поправлял их, как в школе. Так больше никто в театре не работал.