Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг.

В начале 1837 г. вышла брошюра по случаю постройки Царскосельской железной дороги; не помню ее заглавия, хотя не была заявлена фамилия ее автора, но всем было известно, что она составлена нашим инженером Палибиным. В ней, между прочим, доказывалась невозможность эксплуатации железных дорог в России по причине ее сурового климата и, между прочим, для прикрасы были помещены разные остроты вроде следующих: автор полагал, что при скорости езды по +30 вер[ст

] в час и при морозе в –30 °Р [—

37.5 °C

] пассажиры, в виду алгебраического правила, что плюс помноженный на минус дает в результате минус, останутся без носа, и что в гололедицу колеса паровоза не будут в состоянии двигаться по рельсам, а только вертеться на месте, и что паровоз уподобится в таком случае барану, упершемуся в каменную стену и, не имея возможности разрушить ее, со злости брыкающему задними ногами. Эти остроты, впрочем, принадлежали, как говорили тогда, Ивану Федоровичу Гильдебрандту, сыну знаменитого хирурга, делавшего мне операцию полипов. Палибин был женат на сестре Ивана Гильдебрандта Анне Федоровне и был с ним дружен. Понятно, как я, всегда предчувствовавший пользу железных дорог, строго отзывался о брошюре Палибина и подсмеивался над вышеупомянутыми неудачными остротами{618}. Это очень восстановило против меня Палибина, уже недовольного тем, что в непосредственном ведении III (Московского) округа путей сообщения был инженер, ничем не уступавший инженерам, состоявшим при работах по соединению р. Волги и Москвы и привыкших считать себя выше инженеров, непосредственно подчиненных округу. Нерасположение Палибина ко мне еще более увеличилось, когда он узнал, что я вместе с Роппом осуждаю его проект Бабьегородской плотины на р. Москве, {о чем я уже упоминал выше}. По близкому знакомству Гильдебрандта с Левашовыми Палибин, в виду общего говора, что я женюсь на одной из дочерей Левашовых, старался повредить мне в их мнении, {о чем будет рассказано в своем месте}. Впоследствии мы часто встречались с Палибиным, бывали друг у друга, но что-то неприятное оставалось постоянно в наших взаимных отношениях. В 1871 году Палибин был председателем ученого комитета Министерства путей сообщения; по преобразовании в этом году означенного министерства ученый комитет был закрыт, и Палибин остался за штатом. Он был больной человек вследствие паралича, а так как он уже долго служил и был в самых затруднительных денежных обстоятельствах, то я исходатайствовал сохранение ему содержания, которое он получал по должности председателя ученого комитета.

Окончив поручение по заготовлению материалов для работ по постройке Тульского оружейного завода, я поехал в отпуск в Петербург, где остановился у брата Николая, слушавшего курс в Военной академии. Мы с ним виделись в последний раз летом 1836 г. в проезд его через Тулу из Задонска в Петербург. Во время пребывания моего в Петербурге я неоднократно призывал к себе доктора очень искусного и был чрезвычайно удивлен, когда он не взял денег, которые я хотел ему дать за его визиты. На мое настояние взять деньги доктор отвечал мне: «По вашей обстановке вижу, что вы люди не богатые, и потому приберегите ваши деньги на другие надобности; с меня довольно того, что я получаю от богатых». Этот доктор был медик гвардейского морского экипажа. Невольно сравнивал я этого доктора со многими известными мне московскими докторами, которые не только с меня, но и с гораздо беднейших постоянно брали за визиты, а к не могущим платить и вовсе не ездили.