Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Я уже говорил, что Клейнмихель никогда не занимался с директорами департаментов и с другими высшими чинами управления; докладчиками его были директор его канцелярии и гражданские чиновники особых поручений, а всего чаще избранный им писарь. При назначении Клейнмихеля главноуправляющим путями сообщения, он взял с собой из военного ведомства писаря Иванова^н

, весьма ловкого и смышленого, который, имея постоянно личный доклад у Клейнмихеля, конечно, играл значительную роль. Произведенный вскоре в гражданский офицерский чин, он несколько лет еще исполнял ту же должность; по выходе его в отставку, он был заменен писцом Леоновым^н

, также толковым и расторопным и сверх того красивым молодым человеком. Леонов, остававшийся во время плавания нашего по Днепру в Екатеринославе, позабыл отпустить с Клейнмихелем какую-то бумагу. По возвращении в Екатеринослав, Клейнмихель, при входе Леонова в его кабинет, пустил в него стулом и сверх того приказал дать ему большое число ударов розгами. По положению, которое Леонову дал Клейнмихель, казалось, что он должен был быть избавлен от телесных наказаний; нам было его очень жаль, и мы все, находившиеся при Клейнмихеле, приняв на себя вину Леонова, упросили его отменить это наказание.

Клейнмихель, недовольный правлением IX округа путей сообщения и недовольный мной, дал мне предписание обревизовать это правление; этим было отменено прежнее распоряжение о сопутствовании ему в Киев, так что я в 1851 г., так же как и осенью 1843 г., не попал в этот город. Несколько дней после отъезда Клейнмихеля из Екатеринослава, когда я зашел к Фабру сказать, что получил извещение о выезде Клейнмихеля из Кременчуга, и что он должен быть уже в Киеве, Фабр запер все двери в доме, чтобы никто не мог подслушать нашего разговора, хотя у него был, кажется, всего один слуга, и сказал мне:

– Ох, как трудно провести неделю с его сиятельством.

Для производства ревизии правления IX округа путей сообщения, мне выслали из Петербурга печатные вопросы, на которые ревизующий должен дать письменные ответы по рассмотрении дел правления. Конечно, первым действием моим по ревизии должно было быть освидетельствование наличных денежных сумм и удостоверение в правильности ведения приходо-расходных книг. Сумм в наличности оказалось несколько менее, чем значилось по книгам; я немедля сообщил об этом Осинскому, который сильно этим встревожился; он обижался тем, что я мог сомневаться в их целости. Я просил его не тревожиться напрасно, говоря, что недостаток сумм, вероятно, объяснится при дальнейшей ревизии, и действительно оказалось, что билетов сохранной казны было более показанного в книгах, именно на сумму, недостававшую в наличности. Но эта ошибка повторялась в книгах в продолжение полугода, тогда как наличные деньги и билеты сохранной казны свидетельствовались каждый месяц и, следовательно, ошибка должна была бы открыться при первом же свидетельствовании. Это явно показывало, что свидетельство на самом деле не производилось, а председатель правления Осинский и члены правления ежемесячно прикладывали свои подписи в книгах собственно для соблюдения формы.

Вообще Осинский на действия мои во время ревизии смотрел весьма неблагосклонно; он уверен был, что я был причиной дурного к нему расположения Клейнмихеля, и что я подкапываюсь под него, чтобы занять его место. Нечего и говорить, что его подозрения были несправедливы: подкапывание под кого бы то ни было не было в моем характере; если же мне было бы предложено место Осинского, то, конечно, я от него отказался бы. Вскоре на его место был назначен инженер-полковник Жилинский, {о котором я упоминал в V главе «Моих воспоминаний»}, и Осинский только тогда убедился в своем несправедливом обо мне мнении, в чем мне сам сознался. Он вскоре вышел в отставку, и я потерял его из виду.