Моя армия. В поисках утраченной судьбы

Вспоминая через шестьдесят лет этот диалог, я, конечно, не ручаюсь за слова. Но за смысл — ручаюсь. Уж очень большое удовольствие я тогда получил. Ведь если бы по представленным мной данным оказалось, что его взвод не выполняет план, ему сильно нагорело бы.

Уж не помню, что там было дальше. Думаю, что я вывел его взводу результат, достаточный для получения прогрессивки. В конце концов его солдаты были не виноваты, что их командир — антисемит...

Ежели вернуться к цветам, то, увы, их время вскоре закончилось. Степь выгорала, и главным элементом в пространстве становился песок.

Палатки наши были устроены довольно своеобразно. Мы выкапывали квадратные котлованы — метр с лишним глубиной — по размеру палатки и устанавливали ее над этим котлованом. Смысл подобной конструкции был в том, что внутри котлована — по его обводу — мы вырубали в твердом грунте плоскости, которые заменяли отсутствующие койки. На эти плоскости укладывались доски, а на них тюфяки. Но при этом в палатки легко проникал вездесущий песок. Это не способствовало гигиене, тем более что ничего подобного бане у нас, разумеется, не было. Лицо и руки можно было вымыть под масштабным умывальником, установленным под открытым небом. А в остальном... Смутно вспоминаю, что иногда удавалось сходить на озеро, расположенное в нескольких километрах. То ли от засилья песка, то ли от особенностей рациона — недостатка витаминов — у нас начался массовый фурункулез. У меня до сих пор сохранились шрамы на шее и ногах.

Писал я все реже. Родные мои с этим постепенно смирились. Времени для писем было теперь достаточно. Но стиль жизни и службы существенно изменился. Я жил теперь в отдельной палатке — ротной канцелярии. Лева Сизов жил в палатке с ротным старшиной Володей Калмыковым, из Сталинграда, очень колоритным парнем. Это был настоящий строевик, окончивший полностью — в отличие от меня — полковую школу. Не могу сказать, что мы были друзьями. Володя вообще был человеком довольно замкнутым и даже суровым. Но отношения у нас были хорошие. Перед демобилизацией он подарил мне свою фотографию, надпись на которой я приведу в свое время.

Став ротным нормировщиком — «техническим специалистом», каковых в полку было двенадцать, — я, не будучи младшим командиром, попал тем не менее в «батальонную элиту». Это давало и некоторые привилегии, и новое самоощущение.