Моя коллекция

Через час дверь на кухню отворилась, и в щель заглянула Лена. Она тут же зажала нос и с воплем «Какой кошмар!» кинулась открывать форточку. Но подкрепление оказалось недостаточным, и творческий процесс пришлось свернуть.

Прошла неделя, и Михаил Давыдович снова позвонил мне.

— Сегодня будем работать над рефлексами на воле. Мне нужен помощник. Поехали!

Мы загрузили «артистов» в рюкзаки и поехали за город в поисках укромного местечка, где могли их выпустить. В районе Токсово мы нашли то, что было нужно: маленькую полянку рядом с грунтовой дорогой, огороженную с одной стороны густым кустарником, а с другой — двумя поваленными соснами.

Михаил Давыдович вооружился своей аппаратурой, а я вступил в должность охранника: моей задачей было хватать тигрят, пытавшихся спрятаться в частом кустарнике, и возвращать их на полянку. Яркое солнце и теплый день, видимо, пришлись тиграм по вкусу, и они разыгрались, быстро освоившись в новой обстановке.

— Митька! Зови пацанов быстро! Здесь цирк показывают! — раздалось над самым ухом, и на нашей полянке, откуда ни возьмись, появилась целая толпа мальчишек и девчонок, которые с хохотом и выкриками бросились ловить наших тигрят, игнорируя и нас, и всю советскую науку с ее задачами и проблемами.

С каждой минутой народ прибывал, бурно реагируя на бесплатное и редкое зрелище. Михаил Давыдович что-то кричал мне. Судя по интонациям и отдельным словам, я понял, что требуется моментальное решение. Что-то надо было делать… И вдруг меня осенило.

Я заверещал, что было сил:

— А ну, мотайте все отсюда, да поживей, а то худо будет!

— Чего разорался! Что тебе, жалко, что ли? — бросил мне пожилой мужик, хмурый и решительный. — Пускай люди посмотрят, может, кто у тебя одного и купит…

С озабоченным выражением на лице, я сказал защитнику народных интересов:

— Мне-то не жалко. А вот тебя-то, и правда, жалко.

— Чего? — угрожающе зарычал мужик. — Да я тебя сейчас…

— Дурак, — сказал я. — У меня же в кустах мать!

Минута — и лужайка опустела. Только хруст сухих веток из-под ботинок удирающих зрителей был слышен за кустарником.

Я отер пот со лба, а Михаил Давыдович пожал мне руку.

БОЛЬНИЧНЫЕ РАССКАЗЫ

Клубника

Вася, столяр из Кимр. Ленинградская глазная больница, 1962 г.

Мы ентих заграничных видали, их как-то по-чудному зовут. Туристы или еще как. Ага, туристы.

И вот приходють енти туристы на базар. У нас в Кимрах клубника крупная, хрушкая, вот они, значит, за клубникой на базар.

Пришли. У ворот, на базаре-то, лавка стоит. Из неструганых досок така лавочка. И вот енти туристы, немцы, кажись, с плеч рукзаки скинули, на лавку составили рядком, а сами по клубнику пошли. Вот смех-то! Ну, конешно, клубнику купили, а в Москву-то уж без рукзаков…

Потом другие приехали. Теи уж видно ентим рассказали — почем клубника в Кимрах. Енти рукзаков на лавку уж не кладут. На себе носят по базару. А ребята им все рукзаки сзаду бритвой изрисовали. И вещи обратно оттеда потянули.

Ну вот, значит, когда третьи приехали, теи уж не так. Как на базар — так вот глянь на меня — вот так рукзаки себе с плеч на пузо перевешали, рукам обхватали — и так по базару. Вот смех-то!

Выучили ихнего брата, как по Расее гулять!

Катаракта

Дед из Семипалатинска, столяр, 71 г. Ленинградская глазная больница, 1962 г.

«Как катаракту мне в Харькове сняли да стали выписывать, я у врача спрашиваю:

— Доктор, а можно мне на радостях выпить как следовает?

— А сколько же ето — как следовает?

— Литр, — говорю.

У няво глаза на лоб полезли.

— Как ето, — говорит, — литр? Неужели ты за раз литр выпьешь?

— Нет, — говорю, — что вы, доктор. За раз нельзя. Я к обеду поллитру раздавлю, а вечером мне опохмелиться надо ай нет? Я вторую поллитру почну полегоньку. Сначала стаканчик, потом другой, потом остаточек… И так мне спать сладко будет!..»

После операции в ленинградской больнице дед обратился с той же просьбой к своему лечащему врачу. Тот категорически отказал. Дед разволновался. Побежал к начальнику отделения, и тот после долгого разговора разрешил немного. Дед вернулся в палату довольный и, уходя, написал благодарность начальнику отделения, не упомянув своего врача который его оперировал и возился с ним месяц.

Посохшие ноги

Дед из Семипалатинска, столяр, 71 г. Ленинградская глазная больница, 1962 г.

Когда я мальчишкой был, ноги у меня посохли. Болят да не ходят — прямо бяда. Батя меня на станцию повез к дохтуру. Дохтур посмотрел, ноги пошшупал и велел мазью натирать. Полягчает, мол.

Стали мазью натирать — ничаво. Никакого толку. Еще пуще ноги похудели, я уж и с печи-то не слезаю. Вот батьке мужики-то и говорят: «В дальней деревне, верст, почитай, за сорок, бабка живет. Макеиха. Ты к ней ребенка и свези. Вылечит».