Моя Мия. На осколках первой любви (СИ)

Пропускает сквозь пальцы длинную тяжёлую чёлку и ослепительно улыбается.

— О да, — закатываю глаза. — Вы были тощие, красные и вечно орущие. Я думала, сойду с ума. Даже не верится, что вам пятнадцать…

— И вы всё такие же вечно орущие, — тянет Мирон с улыбкой.

Мальчики тихо ворчат под нос опровержения нашим воспоминаниям, а я вздыхаю и поворачиваюсь к Громову, когда братья уходят на кухню. Упираюсь лбом в твёрдое плечо в поисках поддержки.

— Пойти с тобой? — спрашивает он, обнимая меня за талию.

— Нет, — мотаю головой. — Но спасибо, что предложил. Люблю тебя.

— Я тебя тоже, что бы ни случилось. Помни об этом.

Поднимаюсь на носочки, чтобы поцеловать обветренные мужские губы, чувствуя, как внутри распространяется приятное тепло.

Всё-таки любовь — великая вещь. В любой непонятной ситуации, словно крылья за спиной чувствуешь и ничего не страшно.

— Я тогда с парнями на кухне побуду, — предлагает Мирон.

Киваю и схватившись за перила, поднимаюсь на второй этаж. Замираю перед светлой дверью, ведущей в новую детскую, а потом захожу без стука. Озираюсь, понимая, что ни разу не заглядывала сюда всё это время. Нежно-розовые пастельные оттенки радуют глаз, а белая мебель отлично дополняет созданную в этом комнате светлую атмосферу.

— Дочка, — улыбается мама и тянет ко мне руку.

Она сидит в мягком кресле рядом с детской кроваткой.

— Привет, — немного неуклюже улыбаюсь и подхожу ближе.

Уставляюсь на маленький свёрток в её руках.

— Иди знакомиться, — подмигивает мама.

Боже.

Она и правда малютка.

Нежные крохотные щёчки, носик-кнопка и розовые милипусечные губки бантиком. Сердце мгновенно топит нежность, погружая его в воздушную сахарную вату. На глаза наворачиваются слёзы, а в душе появляется необычайная радость.

Улыбаюсь как дурочка и тяну руку к будто бы игрушечной ладошке, выглядывающей из тонкого плюшевого одеялка.

— На тебя очень походит, — делится мама, стирая сентиментальную слезинку из уголка глаза. — Такая же черноволосая, смуглая и спокойная. Но это только пока…

— Красивая, — проговариваю восторженно.

Боже. Ну как ты всё так устроил, что вот раз… и появился новый человек?.. Самое главное чудо во вселенной, пожалуй.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю обеспокоенно.

Тут же замечаю у мамы круги под глазами, бледный цвет лица, и тут же чувствую себя законченной эгоисткой. Что бы ни случилось, есть в жизни семьи такие моменты, когда стоит зарыть топор войны и нажать на «стоп-кран».

— Нормально, — пожимает она плечами. — Устала немного.

— Помочь?..

— Пока не надо. Ольга Викторовна всё приготовила к нашему приезду, вовремя вернулась из отпуска, хоть и не планировала так рано. Камилла у нас торопыжка.

— Торопыжка?

— Ну да, родилась раньше. Врачи сказали, что для третьих родов это нормально.

— Я думала… тебе стало плохо, потому что ты увидела…

Краснею виновато.

— А, видео? — хмурится мама. — Расстроилась, конечно, но думаю, что это просто совпадение. В конец концов, кто в твои годы вёл себя идеально? — вспыхивает её лицо. — Кто этот мальчик? Вы встречались?

— Не-ет, — округляю глаза. — Я просто… попала в неприятную ситуацию…

— Ох, — мама качает головой. — Хорошо, что всё закончилось. Папа хотел поговорить с тобой по этому поводу.

Закусываю нижнюю губу и чувствую внутри безудержное волнение.

— Он опять будет ругаться, — делюсь с мамой переживаниями.

— Не будет, он уже успокоился. Беги в свою комнату, я попрошу Ольгу Викторовну его позвать.

Ещё раз пожимаю крохотную ладошку сестрёнки и склоняюсь, чтобы поцеловать тёмные завитушки на затылке. В нос ударяет безумно сладкий аромат.

— Пахнет вкусно, — вздыхаю.

— Я тоже никак не надышусь, — делится мама, тянется, чтобы поцеловать меня в щёку. — Вы так быстро растёте, что только новые дети спасают меня от депрессии.

Посмеиваюсь, выходя из комнаты и отправляясь к себе.

Кажется, что за сутки и здесь абсолютно всё стало… другим. Или я другая…

Не знаю.

В изумлении рассматриваю свои рисунки на стенах, мягкие плюшевые игрушки, выстроившиеся рядком на кровати, и лакированный розовый сервант с коллекционными Барби, с которым мне так жаль было расставаться.

Усаживаюсь на покрывало.

— Отдыхаешь? — спрашивает папа, отворяя дверь.

— Нет, — мотаю головой, внимательно изучая его сосредоточенное лицо. — Тебя ждала…

— Я тебя тоже ждал…

Открываю рот, чтобы съязвить, но тут же его захлопываю и закусываю губу от греха подальше. Хватит быть подростком, если Мирон сказал, что папе есть что мне сообщить, надо откинуть все обиды и… выслушать.

— Ты знаешь, — папа подтягивает стул ко мне поближе и усаживается напротив. — Наверное, в жизни порой необходимы такие ситуации.

— Интересно, зачем?

Отец пожимает плечами и внимательно изучает выражение моего лица. Словно ищет обиду или злость, а когда не находит, удовлетворённо вздыхает и продолжает:

— До неё я и не подозревал, что ты можешь просто о чём-то не договаривать. Я думал у нас более доверительные отношения.

— Я тоже очень на это рассчитывала.