Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг.

Наши усилия в Москве оказались напрасны. Переговоры, как показано выше, были бесплодными. Собственно, это и не были настоящие переговоры, в которых принимаются во внимание обстоятельства и резоны каждой из сторон и в ходе которых пытаются, по возможности, путём компромисса прояснить вопросы, вызывающие разночтения, и, как у нас говорят, «поставить церковь посреди села». Советская сторона не отошла от своих требований. Подписанный договор содержал то, что Кремль довёл до нас двумя неделями ранее. Навязанный мир. Диктат. Лишь договор о взаимной помощи выпал из переговоров. От него отказался Кремль по собственной инициативе, и это было для нас важно. В этом нет никаких наших заслуг как переговорщиков. По вопросу границы мы не смогли добиться каких-либо изменений. Положение о ненападении, записанное в статье III, было единственным, что было включено в текст по нашему предложению, однако его значение вряд ли было большим, чем предыдущего договора о ненападении, который не помешал Советскому Союзу начать войну против нас. Другие наши достижения были незначительны: повышение арендной платы за Ханко с 5 миллионов до 8, а также продление практически невозможных сроков ратификации на несколько дней. Вот, собственно, и всё. Результаты нашей поездки свелись к тому, что мы подписали продиктованный нам мирный договор. Это была тяжёлая обязанность. Но завершение безнадёжной и кровавой войны, разрешение неизбежной ситуации, а также предотвращение будущих, ещё более ужасных бед вызывало облегчение. «Начало всякой мудрости – это признание фактов».

То, что однажды произошло в ходе исторического развития, не так просто стереть. Ништадтский мир 1721 года и линия Петра Великого спустя два столетия отбросили свою тень на решение 1940 года. Московский мир стал новым фактом, который ещё окажет своё воздействие на последующие события.

Первым содержание мирного договора до народа Финляндии довёл министр иностранных дел Таннер в выступлении по радио поздно вечером 13 марта. На следующий день правительство сделало своё заявление, а президент выступил с радиообращением. В тот же день Верховный главнокомандующий маршал Маннергейм отдал армии последний приказ.

Удар, потрясший наш народ, и наша трагическая судьба наложили на эти сообщения печать печали и уныния. В них отмечались как суровый характер нашей борьбы, так и блестящий героизм армии. Превосходство было слишком велико. За исключением двух усиленных шведских батальонов, нам пришлось воевать в одиночку. Для такой борьбы наш народ был слишком мал. С благодарностью была отмечена материальная помощь, полученная от Швеции, а также западных держав. Какая-то нотка горечи сквозила в словах Таннера, когда он затронул позицию наших соседей по поводу военной помощи: «Мы постоянно обращались за помощью. Наши соседи, Скандинавские страны, откуда в силу их географического положения было бы легко отправить войска на помощь нам, не посчитали возможным сделать это. […] Многочисленные запросы и обращения не принесли результата. Ко всему прочему, отрицательный ответ по этому вопросу был объявлен открыто, чем серьёзно повредил военному положению нашей страны». Проход войск, обещанных для помощи нам западными державами, был категорически запрещён правительствами Швеции и Норвегии, продолжал Таннер. Разочарование, вызванное запретом прохода, пусть не столь явно, проявлялось в выступлении президента Каллио и приказе по войскам маршала Маннергейма. Принимая во внимание трагические события момента, можно понять горечь и разочарование, хотя следует признать, что военная помощь западных держав, даже если её попытались бы оказать, не могла привести к желательным для Финляндии результатам.

Мир, даже на самых жёстких условиях, всё же лучше, чем безнадёжная борьба. «Когда правительство Финляндии решило прекратить военные действия и заключить мир с правительством Советского Союза, – говорилось в заявлении правительства, – это произошло при глубоком убеждении, что таким образом наш народ избежит ещё бо́льших несчастий. […] Совместными усилиями нашей героической, хорошо управляемой армии и всего нашего народа, а также кровавыми жертвами со стороны нашей молодёжи мы смогли, несмотря на сдачу территории, сохранить самое дорогое из всех ценностей – свободу, спасти нашу национальную честь и тем самым завоевать для себя право на спокойный созидательный труд. В судьбоносный час наш народ как один поднялся на защиту своего отечества. Наш народ, единый, как никогда ранее, должен и впредь идти своим путём. […] История показывает, что наш народ ценой непоколебимой стойкости и ранее выходил из трудных испытаний».

Убедительно красив был приказ войскам главнокомандующего, маршала Маннергейма, который нельзя было читать без гордости и душевного волнения. Он был пронизан глубоким патриотизмом, солдатским духом и, вместе с тем, человечностью.

«Между нашей страной и Советской Россией заключён суровый мир, передавший Советской России почти все поля боёв, на которых вы проливали свою кровь во имя всего того, что для нас дорого и свято.