Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг.

Затем Молотов перешёл в наступление. Он сказал: «Да, финский народ хочет дружбы с Советским Союзом, но в правящих кругах страны нет искреннего стремления к дружбе. Вы – единственный, кто хочет хороших отношений между Советским Союзом и Финляндией, но Вы – только один человек, и Вы не в состоянии добиться этой цели. Правительство занимается двуличной деятельностью, заявляет, что выполняет мирный договор, а на самом деле в правительственных кругах говорят: “Тот не финн, кто признает Московский мир”». (Ранее Молотов говорил Бохеману, что слышал это от одного бывшего члена правительства.) Это Молотов произнёс три раза, подчеркнув значение слов поднятием руки. Я ответил: «Это невозможно. Правительство и я придерживались и продолжаем придерживаться одного мнения». Сослался на выступление Рюти. Молотов прекрасно знал, что во всех вопросах мы удовлетворяли пожелания Советского Союза. В заключение я спросил, не может ли он сказать мне точнее, откуда взялось так часто повторяемое им утверждение, которое не соответствует действительности. Молотов ответил, что не может сказать ничего иного, кроме как то, что «к сожалению, это утверждение – правда».

Затем Молотов указал на наши укрепления у Ханко и на новых границах, заявив, что их возведение не свидетельствует о дружественном отношении к СССР. Он сказал, что в финских военных кругах разжигается ненависть к Советскому Союзу. В отношении укреплений я повторил Молотову то, что говорил раньше, а именно, что независимое государство должно заботиться о своей обороне. Я отрицал, что среди военных существует ненависть к Советскому Союзу. Мы, и военные, и остальной народ, хотим мира и добрососедских отношений с СССР. Добавил, что, будучи в Хельсинки, много беседовал с нашим первым солдатом, маршалом Маннергеймом, и «могу заверить Вас, что он сейчас так же за хорошие отношения и за мир, как и осенью прошлого года, до войны». Молотов сказал, что знает, что осенью Маннергейм был против войны, но добавил что-то вроде «а как сейчас, я не знаю». Я на это: «Уверяю вас».

Пару раз Молотов не очень внятно проговорил что-то вроде того, что мы, мол, рассчитываем, что в связи с нынешней большой войной может произойти кое-что выгодное для нас. Я спросил, что он имеет в виду, но он лишь повторил свои слова. На это я сказал, что слышу подобную мысль впервые.

Далее Молотов заявил, что Таннер лишь отошёл в «тень», в большое кооперативное объединение «Эланто», где продолжает работать против Советского Союза. Ответил, что «Эланто» – частное предприятие, в котором Таннер длительное время был директором, и теперь он, вполне естественно, вернулся на прежнее место работы. Добавил, что в административный совет «Эланто» входят представители различных партий и направлений, в том числе левые социалисты, насколько мне известно, из круга Свободного слова. На это Молотов заметил: «Но ведь Таннер определяет».

Молотов также сослался на выступления Борна и «ещё одного члена правительства».

– Я

: Фагерхольма.

– Молотов: «Да, да, Фагерхольма». По его мнению, эти выступления демонстрируют ненависть к Советскому Союзу. [Я] Сказал, что знаком с выступлением Борна и «считаю, что Вы прочитали в нем такое, чего в нем нет. Речь Фагерхольма мне не известна. Но знаете ли Вы выступление Рюти в прошлое воскресенье? Там излагается точка зрения правительства, в частности говорится, что мирный договор будет тщательно соблюдаться». Молотов ответил, что знаком с выступлением Рюти, «но Рюти обошёл главный вопрос». Поскольку наша беседа продолжалась уже довольно долго, 50 минут, то я не стал спрашивать у Молотова, что он понимает под «главным вопросом», но полагаю, что он в этот момент думал о деятельности «Общества дружбы с Советским Союзом». Ведь Рюти уже заявил, что признаёт Московский мир без всяких оговорок. Когда будет более подходящая возможность, я попробую это выяснить. Молотов высказал сожаление, что мы выдвигаем условия для регистрации «Общества дружбы».

Продолжая беседу уже стоя, я заметил, что, как неоднократно говорил сам Молотов и я докладывал об этом в Хельсинки, все вопросы между Финляндией и Советским Союзом нашли своё решение на основе Московского мирного договора. Правительство Финляндии считает так же. Я ожидал, что Молотов подтвердит эту точку зрения, но он ничего не сказал. Вернусь к этому вопросу позднее.

Как я сообщал в телеграмме от 24.08, за несколько дней до меня у Молотова был Бохеман и обсуждал с ним также и финские дела. Беседа с Бохеманом шла примерно в том же направлении, что и со мной. Молотов считал плохим признаком «укрепление Финляндией своих границ». Говоря о перемещениях советских войск, он отметил, что Советский Союз – большая страна и у неё большая армия, и военные власти иногда перемещают войска «по техническим причинам», и за этим больше ничего не стоит.