В мои задачи не входило принятие решений. Я много думал над тем, насколько было бы уместным моё более жёсткое поведение. Перед третьей поездкой в Москву в моей голове промелькнула мысль, а не отказаться ли от поездки, имея те полномочия, которые мне были определены. Как независимый человек я вполне мог это сделать. Я отказался от этой мысли, поскольку подобное поведение, принимая во внимание упрямый и самодовольный финский характер, представленный в членах правительства столь же мощно, как в финском народе, не привело бы ни к чему иному, как нанесению ущерба интересам страны. Я полагал, что ещё есть возможности и могут появиться ситуации, когда русским можно было бы сделать новые предложения, которые нашли бы бо́льшую поддержку. В этом я ошибся как в отношении Москвы, так и Хельсинки. По возвращении из последней поездки я пытался в течение нескольких недель вплоть до 30 ноября, действуя через Таннера и Эркко, которых я держал в курсе моих бесед с маршалом Маннергеймом и генералом Вальденом, заставить правительство начать обсуждение возможности продолжения переговоров. Наконец надо принять во внимание, о чём я уже говорил раньше, что безусловная уверенность в правильности внешнеполитических решений достижима крайне редко. Это выясняется много позже, в будущем.
Моя позиция – именно меня как старофинна, – была, конечно, известна в Хельсинки. Нужно было постараться избежать противоречий. Нужно было внести контрпредложения и постараться найти компромиссное решение по вопросам, вызывавшим разногласия, включая и вопрос о военной базе. На переговорах можно жёстко сказать «нет», если чувствуешь за собой достаточную силу, в данном случае вооружённую силу. Но её у нас не было. Мы играли в азартную игру, опасную для малого народа.
Во второй половине дня 30 ноября ко мне пришёл президент Каллио, с которым у нас состоялся длинный разговор о сложившейся ситуации. Из моего дневника: «Я сказал, что Эркко не способен распутать этот клубок. Он с самого начала неправильно оценивал положение дел. Делал одну ошибку за другой. В правительстве только Таннер единственный, кто может стать министром иностранных дел. Поэтому я предложил его. […] Нам надо попробовать возобновить переговоры с русскими. Но я боялся, что на этот раз договор не будет столь хорош, как тот, которого мы могли бы добиться в Москве до начала нынешних событий. […]
Президент Каллио ответил, что он не может начать добиваться формирования нового правительства, пока старое находится на своём месте. Это дело парламента. Он согласен со мной в том, что в нынешнем составе правительства только Таннер единственный возможный министр иностранных дел. […]
Я сказал Каллио, что поскольку Конституция определяет в качестве особой задачи президента руководство внешней политикой, то Каллио, по моему мнению, может начать предпринимать действия в отношении министра иностранных дел».
Каллио высказал надежду, что посредничество Северо-Американских Штатов может привести к какому-то результату. Я выразил сомнение, поможет ли это сейчас. В тот день, когда войска Советского Союза напали на территорию Финляндии, США предложили свои услуги по мирному урегулированию конфликта. Финляндия сообщила, что с благодарностью принимает это предложение. Советский Союз отверг его.