Моя судьба под твоими ногами

Марисса терпела. Жеребец, даже перейдя на рысь, шел ровно, без лишних дерганых движений. Но к тряске с непривычки все равно надо приспособиться, однако ведьме падение не грозило – горячая ладонь, прижатая к животу, ни на секунду не ослабляла хватку. Мариссе от этого становилось неприятно жарко, а Крайдин считал в уме конные махи и тем отвлекался, незаметно для себя медленно втягивая носом тонкий запах ее волос. Как скоро показалась вдали синяя полоса моря, Марисса забылась и вытянулась, чтобы больше видеть. Крайдин поинтересовался:

– Тебе так нравится море, потому что ты росла на полуострове?

Марисса не ответила, но задумалась. Ей действительно нравились моря – даже такие неестественно синие и не перерастающие в океан, как положено настоящему морю. Просто эта бушующая, всегда меняющаяся гладь обладает природной неизменной мощью – море останется собой после смерти Крайдина, самой Мариссы, когда закончится эта война, и закончатся вообще все войны. А море останется морем, лишь незначительно меняясь и только по своей прихоти. В этом скрывался какой-то давящий и одновременно освобождающий символизм, близкий Мариссе, которая хотя бы отчасти хотела быть такой же: оставаться самой собой, даже если вокруг рушатся миры и создаются новые.

К сожалению, ей пришлось принять помощь Крайдина, когда они остановились на берегу. Самостоятельно выбраться из седла и приземлиться на затекшие ноги она вряд ли бы сумела. Мужчина спрыгнул, потянул руки и молча перехватил ее за талию. Мариссе оставалось только поддаться, вцепиться ему в плечи и переждать несколько секунд задержки, пока он не отпустит. И, конечно, уловить тяжесть взаимных взглядов. Если бы она прямо сейчас потянулась к нему – он бы поцеловал, не задумываясь и не анализируя. Марисса, кожей или интуицией это точно ощущая, подумала, что уже почти выиграла – осталось только самой правильно настроиться.

Высвободившись, она скинула сапоги из мягкой кожи и направилась к воде. У кромки остановилась и закатала штанины до колен. Крайдин насмешливо заметил ей в спину:

– Для купания уже поздно. Хотя мы, будучи детьми, лезли в воду, даже когда дожди начинались и не выходили, пока губы не синели.

Марисса выпрямила спину и полуобернулась к нему, глянув с иронией:

– Пожалуй, уговорил, Крайдин Сорк. Купаться не стану. Только постарайся сдержать свое разочарование!

Он засмеялся – почти удивленно, но искренне. Марисса еще больше приободрилась. Что бы сделала ведьма на ее месте, если ей нужно довести мужчину до осознанного желания, чтобы он забыл о страхе и препятствиях? Конечно, дразнила бы – чтобы он вообще больше думать ни о чем не смог. И в тот момент, когда она захочет поманить пальцем, уже и не думал о сопротивлении, выставив белый флаг. Потому она и плескала ногой воду, наслаждаясь и этим ощущением, и его взглядом, который улавливала затылком.

– Знаешь, Крайдин, а расскажи подробней о своем детстве. Отец любил тебя? Ты с самого рождения жил в богатых домах, или вначале все было иначе?

– Тебе интересно?

– Стала бы я спрашивать?

– Стала бы, – он подошел ближе. – Например, если ищешь хоть что-то, способное вызвать симпатию ко мне. Допустим, рассказ о том, какое тяжелое было у меня детство, породило бы хоть каплю сострадания – а это хоть что-то. Но я должен тебя разочаровать, ведьма, я был любимым ребенком обоих родителей, хотя никто ко мне не предъявлял претензий, не видя во мне наследника престола. Я жил в любви, роскоши, признанный сын короля, но свободный бегать с друзьями к морю и купаться даже под осенним холодным дождем. У тебя не получится сострадать. И уж точно мне нечего раскрыть такого, после чего ты воспылала бы ко мне страстью. А тебе ведь только это нужно?

Улыбка Мариссы померкла от разочарования – неужели все ее потуги так очевидны? Сказала она уже с недовольством:

– Не хочешь – ничего не рассказывай. Больно надо!

Он сделал еще шаг вперед, но до воды все еще не добрался. День выдался слишком хорошим – осень будто плюнула напоследок в землю солнцем перед тем, как раствориться в дождях. Почти лето, но золото деревьев мешает этому ощущению. И это золото выглядит недостаточно ярко по сравнению с запутавшимися в меди отблесками. Хуже всего, что Марисса чувствует, что он не может оторвать от нее взгляда. Слишком красива, чтобы быть настоящей. Слишком близкая, но притом слишком далекая – как если бы была на расстоянии вытянутой руки, а ухватить невозможно. Потому и дразнит смело, плещет ногой с размахом так, чтобы капли попадали не только на нее, но и долетали до его одежды. Ей смутно кажется, что ее власть растет, – а он знает наверняка, что так и есть.

– Марисса, – Крайдин забыл об отстраненности и говорил теперь тише, глубже. – Ты твердо вознамерилась стать настоящей ведьмой и теперь даже согласна ради этого на близость? Я верно расшифровываю твое поведение?

Марисса не обернулась и не ответила. Крайдин уже не мог сдерживаться:

– Тогда почему бы тебе не посмотреть на меня и не сказать об этом прямо?