Мерно шуршат лыжи, чуть слышно позвякивает что-то в рюкзаке. На бороде, усах и шапке-ушанке намёрз иней. Мороз – под тридцать, воздух будто загустел, а лыжи почти не катятся. Снег на лыжне, словно песок, и сильно не разбежишься – нéкать. Однако я знаю, что впереди меня ждёт моя охотничья избушка-зимовейка – четыре бревенчатых стены, крыша да небольшая жестяная печка. Я знаю, что там есть дрова, что скоро в ней запылает огонь, а в избушке через четверть часа будет жарища. Только из тёмных углов, от низкой двери и крохотного, в морозных узорах, оконца будет потягивать холодом. И в стынущей ночной тайге, где светятся под звёздным небом снеговые поляны и щёлкают, лопаясь от мороза, деревья, мой временный дом, моя избушка будет маленьким островком жизни и тепла…
Белые страницы
Свежий снег со следами зверей принято называть Белой книгой. Эта книга издаётся один раз в году, когда падает первая пороша, а первые звери, большие и малые, отпечатают на ней первые строчки своих следов, свои автографы.
Каждый новый снегопад – это новая страница. Новые рассказы о потаённых лесных делах пишут на ней лесные жители. Тут и кровавые драмы, и мирные встречи, и любовь.
Нет снегопада – каждый зверь пишет так много, что потом не распутаешь. И всякий норовит поперёк чужой строчки написать своё. Кто с утра до вечера, а кто с вечера до утра. Охотники говорят – многоследица.
Конечно, непосвящённому человеку, который не может отличить следа белки от заячьего, нипочём не узнать о лесных тайнах. Это всё равно как открыть книгу на незнакомом языке и пытаться её прочитать. Но для того, кому звериные следы родная речь, листать белую книгу одно удовольствие. Когда стоишь около следа, то словно наяву перед тобой пробегает тот, кто здесь был недавно. У каждого свой почерк, свои повадки, свой характер.
Мелкота лесная, полёвки да землеройки, ровненько прострочили гладь снежной страницы от куста до куста. Сами под снегом хоронятся.
Выдра пересекла Илыч. Снято с самолёта.
Вот росомаха направилась разведывать новые места. Прямая тропа из сдвоенных следов тянется порой не один десяток километров. Росомаха – лесной марафонец. Редко она переходит на шаг. Вдруг свернул след под прямым углом в сторону. Наверное, одушило росомаху запахом падали или живого зверя – надо проверить, что это там в стороне лежит или сидит.
След выдры – то характерные прыжки, то ну прямо борозда от саночек, когда она на брюхе прокатывается по снегу. Когда выдра идёт по льду реки, которая сильно петляет, то старается, как говорят охотники, резать мысы. Это она пользуется узкими перешейками между поворотами речки, чтобы сократить себе путь. Если идёшь по незнакомой речке и видишь, что выдровый след пошёл на берег и в лес, смело иди по нему, и ты тоже сократишь свою дорогу на целый поворот реки.
Горностай пробежал – словно кто палочки разбросал в беспорядке. Этот зверёк редко когда прямой след оставит. Так и мечется из стороны в сторону.
Как-то в сосновом бору я набрёл на полянку, сплошь усеянную горностаевыми следами. Было непонятно, то ли он кого ловил, то ли его кто. У самой опушки, около плотных молодых сосенок, я всё же нашёл на снегу росчерк мягких крыльев какой-то большой совы, скорее всего филина. Там, где оборвался след маленького хищника, замёрзли две капельки крови. Не успел он добежать до спасительного сосняка. А ведь мог унырнуть в снег и тем спастись, но почему-то этого не сделал.