Моя тропа. Очерки о природе

И тут что-то звонко ляпается в паре метров от куласа. Это что такое? Вот негодяй! Это он выразил, рассмотрев меня, своё ко мне презрение и кинул сверху свою «визитную карточку».

А закат постепенно гаснет. Мы привязываем куласы к «Крыму» и выгребаемся на прокос, который тускло поблескивает широкой водной дорогой среди слившихся как будто в сушу кундраков.

Опять ревёт мотор, холодный ветер бьёт в лицо, а я прощаюсь с Дельтой, которую теперь всегда буду писать с большой буквы.

Головешки на осинах

Один раз в жизни я удачно, просто фантастически удачно, поохотился на тетеревов с чучелами. Это было в октябре 1956 года на севере Новосибирской области, неподалёку от села Чумаково. Никогда в жизни ни до, ни после, я не видел такого скопления тетеревов в одном месте…

В стае, ночующей в каком-нибудь ряме, заболоченном сосняке, вы мне не поверите, скапливалось до тысячи птиц. Нет, конечно, такая масса не летела вся разом. Они только ночевали в одном месте, а перелетали на жировку в колки, небольшие берёзовые рощицы, стайками штук по двадцать – двадцать пять. Однако на жировку они шли каждое утро постоянно, в течение получаса примерно.

Сашка, егерь Михайловского егерского участка, мой проводник и наставник, был местным охотником, прекрасно знал все пути перелётов косачей и лучшие присадные места и деревья. Около них он построил несколько шалашей в виде чума – жерди, прислоненные конусом к стволу дерева, а на них плотно набросал травяную ветошь. Чучела Сашка сделал из чёрного сукна и нашил на бока белые полоски. Брови – какие-то красные лоскутки, а глаза – блестящие бусинки. Он говорил, что можно приспособить на дерево головешку побольше из костра или чёрный валенок. Косачи всё-равно подсядут. Не знаю – мы так не пробовали.

Ещё потемну мы запрягали сашкиного мерина, кидали на телегу чучела, жерди-подчучельники и не торопясь, отправлялись к недалёким колкам. Там распрягали лошадь, ставили её к копне сена, а сами, отойдя от этого места метров на полтораста, лезли на деревья около шалашей и прилаживали там подчучельники с насаженными на них чучелами.

В этих связках тетеревов – добыча двух охотников.

И вот мы, скользя по мокрым от ночного дождика сучьям, ставим тетеревиные чучела – Сашка на осине, а я на невысокой берёзе. Подчучельники, длинные жёрдочки, на вершинки которых насажены эти самые чучела, коротковаты и приходится лезть довольно высоко, чтобы правильно, под самую макушку приладить их.

Ну, всё вроде бы и в порядке. Только руки как будто не мои, до того закоченели. Не знаю, как буду стрелять, потому что пальцы совсем не гнутся. Но надо терпеть – может, в шалаше станет теплее.

Шалаш! До чего он тесен! Извечная наша способность не делать больше того, что можно сделать! Ну, ничего – лишь бы птица полетела.

Уже совсем рассвело, но косачей что-то не видно. Слышно, как где-то они погуркивают. Погуркивают, но лёта пока нет. Неожиданно пёстрый дятел прилетел на мой шалаш и стал, любопытный, внутрь заглядывать. Надо же рассмотреть, что это за чудо там сидит, дрожит от холода. Рассмотрел, фыркнул сердито крыльями и улетел на соседнюю осину завтракать.

И тут же словно приглушённый маленький гром – это трепет тетеревиных крыльев. На берёзу садится разом почти два десятка чёрных и рыжих птиц. Как застучало сердце! Боже мой! Я вижу почти рядом красивейших и осторожных птиц. Вот они! Прилетели!

Постепенно тетерева успокаиваются, начинают склёвывать берёзовые серёжки. Качаются на тонких ветках, балансируя и причудливо выгибаясь.

Только бы не промазать! Хотя от волнения и руки, и стволы ружья ходят ходуном, но всё же я помню наставления моего учителя: «Стреляй сразу быстро самого нижнего, а потом тут же, что повыше. Перезаряжай и, если не улетят, стреляй ещё». Трудно в это поверить, но с первого же дуплета я свалил тетёрку и косача, успел перезарядить и достал ещё одного черныша. Только тогда стайка сорвалась и умчалась в неизвестном направлении.

И тут началось! Лёт продолжался минут двадцать. Тетерева беспрерывно подсаживались к чучелам стайками по десять-двадцать птиц. Из каждой удавалось спустить на землю одну, а то и две. Поразительно, но стволы моего «зимсона» раскалились так, что об них можно было греть озябшие руки. Потом я сосчитал трофеи. За эти двадцать минут я спустил на землю восемнадцать тетеревов. Это была настоящая заготовка боровой дичи. Потом мы сдавали тетеревов в местное сельпо по цене, помнится, 16 рублей 50 копеек за штуку, а сдали больше полусотни птиц.

В ту памятную для меня осень мы делали и так. Сашка садился на мерина охлюпкой, без седла, и потихоньку передвигался по берёзовым колкам, стараясь подъехать к кормящейся стайке тетеревов с противоположной от моего шалаша стороны. Это для того, чтобы столкнуть их в мою сторону. Тут уж они не миновали поставленных чучелов.

Эта охота хороша ещё и тем, что, сидя в шалаше, увидишь порой так много интересного, что не забудешь никогда. Это бывает на всякой охоте из укрытия. Зверь и птица тебя не видят, а ты их – первым, да ещё и понаблюдаешь вдоволь.