Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

На следующий день, когда я работал, мне позвонили и сказали, что мама умерла. Я был готов к этому, потому что накануне врачи предупредили меня о таком исходе. Я прекратил работу, смыл грим и вместе с Гарри Крокером, моим помощником, поехал в больницу.

Гарри остался ждать меня в коридоре, а я зашел в палату и сел на стул между окном и кроватью. Занавески были полузакрыты, на улице ярко светило солнце, в палате стояла полная тишина. Я сидел и смотрел на маленькую фигурку на кровати, лицо, поднятое вверх, на закрывшиеся навсегда глаза. Даже сейчас выражение маминого лица выражало тревогу, будто она предчувствовала новые беды. Как странно, что ее жизнь закончилась именно здесь, недалеко от Голливуда со всеми его абсурдными ценностями, в четырнадцати тысячах километров от далекого Ламбета, где она столько всего пережила. Меня вдруг захлестнул поток воспоминаний о том, как она боролась, страдала, о ее мужестве, трагической судьбе… и я заплакал.

Только лишь через час мне удалось прийти в себя, и я покинул палату. Гарри Крокер ждал меня, и я извинился, что задержал его, но он все прекрасно понимал. Мы молча сели в машину и отправились домой.

Сидни был в Европе, где лечился, и не мог вернуться в Америку на похороны. Проститься с мамой пришли мои сыновья Чарльз и Сидни со своей матерью, но я их не видел. Меня спросили, хочу ли я кремировать тело. Эта мысль ужаснула меня! Нет, я хотел похоронить маму на лужайке с зеленой травой, там, где она лежит и сейчас, на кладбище Голливуда.

Я не знаю, удалось ли мне сполна рассказать о маме, но я уверен в одном: она никогда не отказывалась от ноши, которую судьба взвалила на ее плечи. Она была религиозна, но не отталкивала грешников от себя, а, наоборот, всегда была вместе с ними. В ее душе не было ни грамма мещанства и вульгарности. Да, она любила крепкое словцо, но всегда использовала его при необходимости и в меру. И несмотря на то окружение, в котором росли мы с Сидни, она смогла удержать нас от фатального влияния улицы и заставила нас почувствовать себя не простым порождением бедности и нищеты, а людьми талантливыми и способными на многое.

* * *

Когда в Голливуд приехала Клэр Шеридан, скульптор, сотворившая сенсацию своей книгой «Из Мэйфера в Москву», Сэм Голдвин устроил обед по этому случаю, и я оказался среди приглашенных.

Высокая и симпатичная Клэр была племянницей Уинстона Черчилля и женой прямого потомка Ричарда Бринсли Шеридана[69]. Она стала первой англичанкой, посетившей Россию после революции, и ей поручили создать бюсты большевистских вождей, в том числе Ленина и Троцкого.

Ее книга была написана с симпатией к большевикам, но это не вызвало особого негодования; американцы были слегка смущены, ведь книгу написала ярчайшая представительница английской аристократии. Ее хорошо приняло общество в Нью-Йорке, где она успела создать несколько бюстов. Она ваяла бюсты Байярда Своупа[70]

, Бернарда Баруха[71] и других известных личностей. Когда мы познакомились, она ездила с лекциями по всей стране в сопровождении шестилетнего сына, которого звали Дикки. Клэр пожаловалась, что в Америке очень трудно заставить человека позировать:

– Американские мужчины не возражают против того, чтобы позировали их жены, а вот сами категорически отказываются, прямо такие скромные!

– А я нет, – ответил я.

Мы договорились, что она привезет глину и инструменты ко мне домой и после завтрака я буду позировать до вечера. Клэр легко поддерживала беседу, и я с удовольствием включился в наш с ней диалог. Незадолго до окончания работы я взглянул на бюст.

– Это прямо голова какого-то преступника, – сказал я.

– Да что вы, совсем наоборот, – ответила она с нотками торжественности в голосе, – это голова гения!

Я рассмеялся и тут же выдвинул теорию о союзе гения и преступника, сказав, что оба являются яркими личностями.

Клэр пожаловалась, что многие подвергают ее обструкции из-за лекций о России. Я знал, что Клэр никогда не была ни профессиональным полемистом, ни политическим фанатиком.

– Вы написали очень интересную книгу о России, так остановитесь на этом. Зачем вам политика? Она точно не принесет вам добра.

– Я читаю свои лекции, чтобы заработать, – ответила Клэр, – но они просто не хотят знать правду. А когда я выступаю спонтанно, то просто не могу рассказывать неправду. И кроме того, я люблю моих дорогих большевиков.

– Моих дорогих большевиков, – со смехом повторил я.

Тем не менее я чувствовал, что Клэр имела ясное и реалистичное представление о том, чем занималась. Во второй раз мы встретились уже в 1931 году, и она сказала, что живет в Тунисе.

– Но почему в Тунисе? – спросил ее.

– А там дешевле, – быстро ответила она. – В Лондоне с моим доходом я бы жила в двухкомнатной квартирке где-нибудь в Блумсбери, а в Тунисе у меня дом, слуги и прекрасный сад для Дикки.

Дикки умер в возрасте девятнадцати лет, и это был тяжелый удар, от которого Клэр так и не оправилась. Она перешла в католическую церковь и жила некоторое время в монастыре, пытаясь найти утешение в религии.