По дороге домой миссис Ривз, жена одного из моих менеджеров, которая очень любила маму, рассказала, что во время моего путешествия мама чувствовала себя прекрасно, у нее почти не было приступов. Она была весела, жизнерадостна и беззаботна. Миссис Ривз любила проводить время с мамой и говорила, что с ней очень интересно, – мама постоянно веселила ее смешными старыми анекдотами. Конечно, временами мама чувствовала себя не очень хорошо. Миссис Ривз рассказала, как однажды вместе с медсестрой они вывезли маму в город, чтобы купить несколько новых платьев. А мама вдруг решила, что ей нельзя выходить из машины.
– Пусть они сами идут сюда, – заявила она, – в Англии продавцы всегда выходили к повозкам.
В конце концов ее удалось уговорить, и она вышла из машины. В магазине их ждала симпатичная девушка, готовая предложить несколько платьев на выбор. Одно из них было темно-коричневого цвета, медсестра и миссис Ривз нашли его довольно симпатичным, но мама решительно отвергла его.
– Ну уж нет! Это же цвет дерьма! Покажите что-нибудь повеселей! – сказала она с чисто английской изысканностью.
Потрясенная девушка, не веря своим ушам, бросилась выполнять поручение.
А еще миссис Ривз вспомнила, как они с мамой ездили на страусиную ферму. Владелец фермы был дружелюбным и гостеприимным, он провел их по всем закоулкам фермы и показал инкубатор.
– А вот из этого яйца, – сказал он, взяв яйцо в руки, – скоро вылупится страусенок, примерно через неделю.
В этот момент его попросили подойти к телефону, и он, передав яйцо медсестре, вернулся в офис.
Как только он ушел, мама выхватила яйцо из рук медсестры и с криком: «Отдайте его назад этому бедному чертовому страусу!» – швырнула в загон, где яйцо лопнуло с громким треском. Женщины быстро подхватили маму под руки и скрылись с места преступления еще до появления хозяина фермы.
– В один очень жаркий день, – миссис Ривз продолжила свой рассказ, – ваша мама решила угостить шофера и нас всех мороженым.
Машина медленно ехала мимо люка в дорожном покрытии, когда из него показался рабочий. Мама высунулась из окна автомобиля, намереваясь поделиться с ним мороженым, и в результате ткнула рожком прямо ему в лицо.
– Вот сынок, почувствуй прохладу, – и помахала ему рукой из машины.
Я старался избавить маму от излишних подробностей моей личной жизни, но, как оказалось, она знала обо всем в деталях. Во время домашних разборок с моей второй женой она внезапно сказала мне во время игры в шашки (не знаю, как, но она всегда выигрывала):
– Зачем ты лезешь во все эти дела? Поезжай на Восток, развлекись и забудь обо всем.
Я был чрезвычайно удивлен и спросил, что она имела в виду.
– Я говорю о всей этой суматохе в прессе по поводу твоих личных дел, – ответила мама.
– А что ты знаешь о моей личной жизни? – улыбнувшись, поинтересовался я.
– Если бы ты не был таким скрытным, я могла бы дать тебе полезный совет, – пожала плечами мама.
Она часто роняла такие замечания и, как правило, больше к затронутой теме не возвращалась.
Мама часто приезжала ко мне на Беверли-Хиллз, чтобы увидеться с моими детьми – Чарли и Сидни. Я помню ее первое появление в моем доме – я тогда только-только построил его, расставил мебель и нанял прислугу. Мама осмотрела комнаты, а потом посмотрела в окно – на Тихий океан в четырех милях от дома. Мы все ждали ее реакции на увиденное.
– Жаль, что мы нарушаем такую тишину, – сказала она.
Мне кажется, что мама воспринимала мой успех и богатство как нечто само собой разумеющееся, она никогда и ничего об этом не говорила, и только однажды, когда мы сидели вдвоем на лужайке, сказала, что ей очень нравится и лужайка, и то, как хорошо ухожен сад.
– У нас целых два сада, – ответил я ей.
Она сделала паузу и внимательно посмотрела на меня:
– Ты, должно быть, очень богат.
– Мама, на сегодняшний день я стою пять миллионов долларов.
Она глубокомысленно кивнула:
– Пока ты здоров, ты можешь наслаждаться этим.
Мама чувствовала себя хорошо все следующие два года. Но во время работы над «Цирком» я получил телеграмму, в которой сообщалось, что она серьезно заболела. У нее уже были проблемы с желчным пузырем, но все закончилось более-менее благополучно. Теперь врачи сказали, что проблема более чем серьезная. Маму поместили в больницу в Глендейле, но оперировать ее было нельзя из-за слишком слабого сердца.
Когда я приехал в больницу, она была в состоянии полукомы, ей давали сильные лекарства, чтобы уменьшить боль.
– Мама, это я, Чарли, – прошептал я, осторожно взяв ее за руку.
Она ответила, слегка пожав мою руку в ответ, а потом открыла глаза. Ей захотелось сесть, но она была слишком слаба. Мама была неспокойна и жаловалась на сильную боль. Я говорил, что все будет хорошо и она выздоровеет.
– Может быть, – устало ответила она, снова сжала мою руку и закрыла глаза.