Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

Макдональд слушал меня с непроницаемым лицом и ни разу не перебил. Я спросил его, могло бы правительство лейбористов, которое, как я понимал, было правительством социалистов, изменить конституцию страны. В глазах премьера мелькнули искорки смеха, и он сказал, улыбаясь:

– В принципе, изменения возможны, но в этом-то и состоит парадокс британской политики: как только вы получаете власть, так тут же ее и теряете.

Он остановился на мгновение, а потом вспомнил, как в первый раз очутился в Букингемском дворце, будучи премьер-министром. Его величество встретил его тепло:

– И что же вы, социалисты, собираетесь сделать со мной?

Премьер-министр засмеялся и ответил:

– Ничего, кроме того, что будем служить вашему величеству и интересам страны.

Во время предвыборной кампании леди Астор пригласила Ральфа и меня провести уикенд в ее доме в Плимуте и встретиться с Т. Э. Лоуренсом[99], который тоже намеревался посетить Плимут. Но по каким-то причинам он не смог приехать, и леди Астор предложила нам поучаствовать в предвыборном митинге в доках, где она собиралась выступить перед рыбаками. Она попросила и меня сказать им пару слов. Я честно предупредил, что нахожусь на стороне лейбористов и вовсе не собираюсь расхваливать политику ее партии.

– Это не имеет никакого значения, – сказала она, – им будет просто интересно посмотреть на вас, вот и все.

Митинг проходил на улице, и мы стояли в кузове большого грузовика. Кроме нас присутствовал местный епископ, который был явно чем-то раздражен и поздоровался с нами не очень приветливо. После короткой приветственной речи леди Астор наступила моя очередь.

– Приветствую вас, друзья! Нам, миллионерам, хорошо и просто говорить вам, как и за кого голосовать, но вот только наша жизнь сильно отличается от вашей.

– Браво! – услышал я вдруг одобрительный голос епископа.

– Леди Астор и вас что-то объединяет – правда, не знаю что. Думаю, вам об этом лучше известно.

– Отлично, очень хорошо! – епископ продолжал комментировать мою речь.

– А что касается леди Астор и того, как она представляла ваш… э-э…

– Округ, – подсказал епископ.

Я подождал немного и продолжил:

– Думаю, она хорошо справилась с этой задачей.

В заключение я сказал, что она всегда была замечательной и доброй женщиной с самыми лучшими намерениями. Когда я сошел вниз с грузовика, епископ широко улыбался и долго и крепко жал мне руку.

Откровенность и душевность, свойственные многим английским священникам, являются наилучшими чертами английского характера. Именно такие люди, как преподобный Хьюлетт Джонсон и каноник Коллинз, делают английскую церковь более жизнеспособной.

* * *

Мой приятель Ральф Бартон начал странно вести себя. Я заметил, что электрические часы в нашей гостиной остановились, и обнаружил, что кто-то перерезал провода. Когда я спросил об этом Ральфа, то он ответил:

– Да, это я их перерезал. Ненавижу тиканье.

Я был удивлен и немного обеспокоен, но воспринял это как одну из причуд Ральфа. Мне казалось, что после того, как мы покинули Нью-Йорк, Ральф и думать забыл о своей депрессии. И вот теперь он намеревался вернуться в Штаты.

Перед отъездом он спросил меня, могу ли я поехать вместе с ним навестить его старшую дочь, которая за год до этого решила постричься в монахини и жила теперь в женском католическом монастыре в Хакни. Это была дочь от его первой жены.

Ральф часто говорил мне о ней и вспоминал, что желание стать монахиней появилось у нее уже в четырнадцать лет. Мать и отец делали все возможное, чтобы переубедить ее, но все было напрасно. Ральф показал мне ее фотографию, сделанную, когда ей было шестнадцать. Со снимка на меня смотрела удивительно красивая девушка с огромными карими глазами, пухлыми чувственными губами и прекрасной улыбкой.

Ральф рассказал, что они с женой возили дочь в Париж, ходили с ней на танцы, водили в ночные клубы в надежде, что она забудет о своих духовных желаниях. Они знакомили ее с красотой и богатством жизни, и ей очень нравилась эта жизнь, но ничто так и не смогло заставить ее изменить свой выбор. Ральф не видел дочь около полутора лет. За это время она прошла послушание и приняла сан.

Монастырь располагался в мрачном и темном здании в самом центре трущоб Хакни. Нас встретила настоятельница монастыря и проводила в маленькую унылую комнатку. Мы сидели и ждали, казалось, что время течет бесконечно долго. Наконец открылась дверь и в комнату вошла дочь Ральфа. Меня немедленно окатило волной грусти – она была так же красива, как и на фотографии, но когда она улыбнулась, я увидел, что сбоку у нее не хватает двух зубов.