Моя в наказание (СИ)

А от ладони отпрянула. Меня как током шибануло. Растерялась. Покраснела. Рявкнула на нее. Даже внятно объяснить дочери, почему нельзя так делать, не смогла.

Умом все это время понимала, что дело не в ней, чего хочет Сафи — очевидно. Чтобы Айдар был нашим и никакие Магды не тянули к нему руки. Но дело в том, что так могло быть только до предательства.

После — в Салмановы меня опять не позовут.

Сегодня мы с Сафие тоже идем в парк. На сей раз — обкатывать ее машинку. Я прекрасно знаю, что она очень хочет похвастаться своим шикарным транспортным средством перед Айдаром, но к новой встрече не готова. Он спросил, какие планы. Я отморозилась.

Не стыдно. Не жалею. Пусть развлекается со своей Магдой. Три дня подряд для нас как-то слишком жирно.

Мы с Аллой и Данечкой движемся по дворам. Малыши перед нами в машине. Мы с соседкой — под руку, немного отставая.

Раньше разговаривали бы обо всем на свете. Сейчас, мне кажется, старшая подруга чувствует мое состояние. Бережет, не колупая. А я боюсь, что если начну говорить — прорвет слезами. При детях нельзя. Испугаются.

Чем ближе парк, а значит и люди, тем сильнее я мандражирую. Мне и с лавок у подъездов мерещились косые взгляды, но там еще ладно, а здесь…

Сложно контролировать себя и не настраивать слух на поиск ключевых слов. «Салманов». «Шлюха». «Позор». Смех. Даже если всем пять лет было всё равно, кто я и как живу, это не значит, что мой «скандал» никого не заинтересует.

— Анне, а можно мы быстрее поедем? — Сафик поворачивает ко мне голову и спрашивает громко. Вроде бы девочка, должна быть ведомой, но руль Даньке не доверила. Сидит на месте водителя. Газует нервно и притормаживает.

Смотрит на меня внимательно и с надеждой.

Я улыбаюсь и произношу:

— Да, — чтобы она тут же рванула слишком резко. Данька завизжал. Аллочка цокнула языком и прошептала:

— Вот егоза…

Да. Егоза. Но ей с таким характером будет проще, чем мне с моим. Слишком покорным. Нужно уметь бунтовать. Рисковать. Властвовать.

Точь-в-точь, как ее отец.

Вспоминаю о нем, и горло сжимается.

Кручу головой. Возможно придумываю, а возможно действительно ловлю парочку взглядов на себе. И женских, и мужских.

Зачем-то сжимаю на шее ворот блузки. Там ни черта не видно. Я не одета как-то вызывающе. Это скорее чтобы душу не просквозило. Хотя и смешно защищать от ветра то, что покалечено куда сильнее.

Мы с Аллой прогуливаемся по пешеходной части дорожек, следя, как белая машина гонит по полосе для велосипедистов и самокатчиков.

Сафие впервые за руль села. Но делает все так уверено, что у меня мурашки по рукам. Хочу позволить себе просто ею гордиться. Достать телефон. Присесть. Снять с приближением. Отправить Айдару…

Я раньше так непременно сделала бы. Но сейчас… Не могу. В горле ком. Руки свинцовые. Светлых чувств во мне нет никаких.

— Анне, я сейчас р-р-р-развернусь! Нам нужна запр-р-р-равка!!!

Улыбаюсь на автомате. На нем же слежу, как Сафие исполняет свою угрозу. Заправка, скорее всего, нужна не машинке, а чем-то прохладно-сливочным водителю и штурману.

Но я не против. Сейчас даже смешно, что когда-то причиной моих тревог было сохранить баланс между тратами своему ребенку на счастливое детство и достойное будущее.

Теперь я знаю: заработать-то смогу всегда. Вопрос в том, смогу ли остаться для нее хорошей мамой.

— Алечка… — Алла зовет меня осторожно. Я поворачиваю голову и несколько секунд неотрывно смотрю во встревоженное морщинистое лицо. Не фокусирую взгляд на глазах. Хочу оттянуть этот момент.

Смирившись — встречаюсь с ясными-ясными голубыми. Сердце сжимается и кровоточит.

— Ты не заболела, малыш? — соседка тянется рукой к моей щеке. Я выдаю себя с потрохами, дергаясь.

В ответ на это лицо соседки вспыхивают испугом, Алла его гасит. И трогать больше не пытается.

А я встряхиваюсь. Надеваю на губы улыбку и отмахиваюсь неправдоподобным:

— Нет. Все хорошо, Аллусь. Мороженое какое будете?

По взгляду вижу — никакое не хочет. Поэтому с еще большим энтузиазмом:

— Ванильное и шоколадное, да? Два шарика беру?

Выпутываю свою руку из-под локтя, за который я возможно даже слишком сильно опиралась по дороге. Мажу взглядом по детям.

— Вы Сафи скажете, что я за мороженым отошла?

— Конечно, Алечка. На лавке тебя ждем. Вот этой.

Не смотрю, куда Алла кивает, разворачиваюсь и иду в сторону целого ряда ярмарочных палаток со всякими вкусностями.

Успеваю дойти до поворота, когда в уши врезается громкий голос дочери. Мне кажется, что перепонки лопают. И дробит позвоночник.

Останавливаюсь, как вкопанная, оглядываюсь.

Слежу, как бросив свою новую любимую машинку с открытой дверью последи дороги она несется навстречу отцу, сообщая всем вокруг:

— Анне, смотри! Тут наш Айдар!!!

* * *

Пока мне наполняют четыре рожка, я успеваю пройти через ярость, отрицание и страх. Цепенею в апатии. Понимаю, что не хочу возвращаться. К своему же ребенку возвращаться не хочу.

Это бьет обухом по голове.

А если он там с Магдой?

Нет сил. Совсем нет сил уже…

Но я должна. Права на слабость у тебя нет уже больше четырех лет, Айлин.