Моя жизнь

Август принес и хорошие, и плохие новости. Безработица снизилась до 4,8 процента— самого низкого уровня с 1973 года, и после соглашения по бюджету, достигнутому двумя партиями, ничто не могло поколебать нашей уверенности в будущем. С другой стороны, нам не удалось добиться взаимопонимания с республиканцами в отношении кандидатур на административные должности: Джесси Хелмс тормозил предложенное мною назначение губернатора Массачусетса республиканца Билла Уэлда послом в Мексику, поскольку считал, что Уэлд оскорбил его. Джанет Рино сообщила Американской ассоциации адвокатов, что свободной оставалась 101 вакансия на должность федерального судьи, потому что в 1997 году Сенат утвердил только девять из предложенных мною кандидатур, причем не был утвержден ни один судья апелляционного суда.

После двухлетнего перерыва в августе наша семья вновь отправилась в отпуск в Мартас-Виньярд. Мы остановились в доме нашего друга Дика Фридмана неподалеку от Ойстер-Понд. В свой день рождения я совершил пробежку с Челси и убедил Хиллари по традиции сыграть со мной в гольф на общественном поле для гольфа Минк-Мидоус. Она никогда не любила играть в гольф, но раз в год соглашалась развлечь меня и пройти вместе со мной несколько лунок. Я также часто играл с Верноном Джорданом на великолепном старом поле для гольфа Фарм-Нек. Вернон любил эту игру гораздо больше, чем Хиллари.

Месяц закончился так, как и начался, — и хорошими, и плохими новостями. 29 августа Тони Блэр пригласил «Шин Фейн» принять участие в переговорах по урегулированию в Ирландии, впервые придав этой партии официальный статус. 31 августа в автокатастрофе в Париже погибла принцесса Диана. Менее чем через неделю умерла мать Тереза. Хиллари очень тяжело переживала эти смерти. Она хорошо знала и очень любила этих женщин и представляла Соединенные Штаты на обоих похоронах, вылетев сначала в Лондон, а оттуда — в Калькутту.

В августе мне также пришлось объявить об очень неприятной для меня вещи — о том, что Соединенные Штаты не смогут подписать Международный договор о запрете противопехотных мин. Обстоятельства, которые привели к этому, были довольно странными. Начиная с 1993 года Соединенные Штаты потратили 153 миллиона долларов на работы по разминированию в различных уголках земного шара; недавно, доставляя группу саперов в юго-западную Африку, мы потеряли самолет и девять человек, находившихся на его борту; более 25 процентов всех специалистов по разминированию в мире были обучены нами; мы уничтожили 1,5 миллиона наших собственных мин и еще 1,5 миллиона должны были уничтожить к 1999 году. Ни одна страна в мире не сделала столько, сколько Америка, для того, чтобы избавить человечество от опасности, связанной с противопехотными минами.

К концу переговоров я попросил внести в проект договора две поправки: исключить из него упоминание о минных полях на границе между Южной и Северной Кореей, которые защищали наши войска, размещенные в Южной Корее, поскольку их существование было одобрено ООН, и изменить формулировку того пункта договора, которым разрешалось сохранить противотанковые мины, произведенные в Европе, и вводился запрет на мины американского производства. Наши мины этого типа были столь же безопасны и лучше подходили для защиты наших войск. Обе поправки были отвергнуты, отчасти потому, что участники Конференции по запрещению противопехотных мин были настроены на то, чтобы принять наиболее жесткий вариант договора в память о принцессе Диане, которая была его горячей сторонницей, а отчасти потому, что некоторые из них просто хотели досадить Соединенным Штатам и заставить нас подписать договор, не учитывавший наши пожелания. Я был очень разочарован тем, что наша страна не станет участницей международного договора, нацеленного на прекращение производства и использования противопехотных мин — опасного и бесчеловечного оружия, при этом чрезвычайно дешевого и доступного: ведь многие мины можно было купить всего за три доллара за штуку, — но я не мог рисковать безопасностью наших войск и народа Южной Кореи.