Читаем Моя жизнь с Гертрудой Стайн полностью

Дональду Сазерленду, Боулдер, Колорадо[116].

19 октября 1947 г.

улица Кристин, 5, Париж VI.

Дорогой Сазерленд!

Первая глава пришла десять дней тому назад, с тех пор я читаю ее и перечитываю. Я не нахожу достаточно слов для благодарности — за то, что написали точно таким образом. Глубокое удовлетворение и огромный успокоение для меня сознание того, что самое важное — авторитетная оценка для нынешнего поколения будет высказана в мое время и вами. Все очень ясно еще со времен Рэдклиффа, 1895 г., и до ее отъезда оттуда — с ее характером и нынешним мышлением — единственными, но самыми драгоценными ее свойствами. Вы так хорошо описали шаги в этот период, что всякий внимательно прочитавший, сможет увидеть, как и почему она начала писать. Ваши определения точны — там имеются длинные строки, готовые, по-видимому, стать классическими. В то же самое время вы целиком принадлежите другому лагерю — (поздравления и даже симпатии) — другими словами, в той же самой лодке, в которой была и Гертруда в вашем, ныне 32-летнем возрасте и далее. Я намеревалась сказать об этом позднее, но сейчас самое время — весьма вероятно ни один журнал не возьмет вашу рукопись, но у меня есть соображения, как это можно сделать. Разрешите ли вы послать копии первой главы Карлу Ван Вехтену и Дональду Гэллапу (библиотекарю в Отделе американской литературы при библиотеке Йельского университета, целиком и полностью преданный памяти Гертруды)? Нет проблемы и скопировать. (Лучше всего — разве нет — послать их от моего имени, а не вашего?). То, как вы проанализировали разницу между произведениями Пруста-Джойса — и произведениями «английских леди» и Гертруды — восхитительно. Удивительно сжато и понятно — «различие концепции времени» и т. д. Затем «будет ли в будущем язык выглядеть как диалект или как манера выражаться». И исключительное внимание к абстракции — Гертруда неоднократно называла ее американской, считала ее американской, кубизм — естественный для испанцев — так много значил для нее и должен был стать американским тоже. Она никогда особенно не верила, что ее еврейство отражалось в ее произведениях — она не считала, что евреи как-то особо интересовались абстракцией (Пожалуйста, не принимайте мои слова как очень значимые, к тому, что вы написали, это не имеет даже побочного отношения). Что же касается Генри Джеймса, то вероятнее всего она прочла два последних длинных его романа, еще будучи студенткой Джонса Гопкинса, потому что в 1903 году в новелле (что послужило отправной точкой для «Меланкты» — три основных характера — белые) она цитирует Кейт Крой. Когда в 1907 г. я прибыла [во Францию] со своим неиссякаемым энтузиазмом к Г. Дж., мы подписались на издания Г. Дж. в нью-йоркском издательстве «Скрибнер», и Гертруда перечитала два ранних и два-три последних романа. Она любила, говоря о нем, употреблять его слово — предтеча. Именно его абзацы вдохновили Гертруду. В романе «Крылья голубки»[117] встречаются истинно Гертрудовские фразы — возможно, я уже писала вам об этом. Еще — все, что вы пишете о характере — связанном со временем — ведущем к повторениям — чрезвычайно важно. И все, что вы пишете, с этого момента и до конца, наполнено светом и воздухом — согревает меня, вселяет в меня радость, которую я и не ожидала.

О, да, я забыла упомянуть, как вы правы, говоря, что наука и история не в состоянии служить жизни — литературе — критицизму. Гертруда пришла бы в восторг от того, что ваша программа дает вам. Ваше знакомство в Принстоне со «Становлением Американцев» принесло бы ей полное удовлетворение, что за удовольствие доставило бы ей тема, которой вы занимаетесь. Совершенно очевидно, вы в состоянии сформулировать то, что в моей голове является большим пробелом. Мейбл Додж не в состоянии вам помочь — хотя у нее хорошая память, но когда она говорит, никогда не знаешь, в каком месте начинает присочинять — она описывает вещи дьявольски хорошо «наподобие того».

Всегда с любовью,

Элис Токлас.
Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая книга

Дом на городской окраине
Дом на городской окраине

Имя Карела Полачека (1892–1944), чешского писателя погибшего в одном из гитлеровских концентрационных лагерей, обычно ставят сразу вслед за именами Ярослава Гашека и Карела Чапека. В этом тройном созвездии чешских классиков комического Гашек был прежде всего сатириком, Чапек — юмористом, Полачек в качестве художественного скальпеля чаще всего использовал иронию. Центральная тема его творчества — ироническое изображение мещанства, в частности — еврейского.Несмотря на то, что действие романа «Дом на городской окраине» (1928) происходит в 20-е годы минувшего века, российский читатель встретит здесь ситуации, знакомые ему по нашим дням. В двух главных персонажах романа — полицейском Факторе, владельце дома, и чиновнике Сыровы, квартиросъемщике, воплощены, с одной стороны, безудержное стремление к обогащению и власти, с другой — жизненная пассивность и полная беззащитность перед властьимущими.Роман «Михелуп и мотоцикл» (1935) писался в ту пору, когда угроза фашистской агрессии уже нависла над Чехословакией. Бухгалтер Михелуп, выгодно приобретя мотоцикл, испытывает вереницу трагикомических приключений. Услышав речь Гитлера по радио, Михелуп заявляет: «Пан Гитлер! Бухгалтер Михелуп лишает вас слова!» — и поворотом рычажка заставляет фюрера смолкнуть. Михелупу кажется, что его благополучию ничто не угрожает. Но читателю ясно, что именно такая позиция Михелупа и ему подобных сделала народы Европы жертвами гитлеризма.

Карел Полачек

Классическая проза
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей

В книге описана жизнь деревенской общины в Норвегии, где примерно 70 человек, по обычным меркам называемых «умственно отсталыми», и столько же «нормальных» объединились в семьи и стараются создать осмысленную совместную жизнь. Если пожить в таком сообществе несколько месяцев, как это сделал Нильс Кристи, или даже половину жизни, чувствуешь исцеляющую человечность, отторгнутую нашим вечно занятым, зацикленным на коммерции миром.Тот, кто в наше односторонне интеллектуальное время почитает «Идиота» Достоевского, того не может не тронуть прекрасное, полное любви описание князя Мышкина. Что может так своеобразно затрагивать нас в этом человеческом облике? Редкие моральные качества, чистота сердца, находящая от клик в нашем сердце?И можно, наконец, спросить себя, совершенно в духе великого романа Достоевского, кто из нас является больше человеком, кто из нас здоровее душевно-духовно?

Нильс Кристи

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Моя жизнь с Гертрудой Стайн
Моя жизнь с Гертрудой Стайн

В течение сорока лет Элис Бабетт Токлас была верной подругой и помощницей писательницы Гертруды Стайн. Неординарная, образованная Элис, оставаясь в тени, была духовным и литературным советчиком писательницы, оказалась незаменимой как в будничной домашней работе, так и в роли литературного секретаря, помогая печатать рукописи и управляясь с многочисленными посетителями. После смерти Стайн Элис посвятила оставшуюся часть жизни исполнению пожеланий подруги, включая публикации ее произведений и сохранения ценной коллекции работ любимых художников — Пикассо, Гриса и других. В данную книгу включены воспоминания Э. Токлас, избранные письма, два интервью и одна литературная статья, вкупе отражающие культурную жизнь Парижа в первой половине XX столетия, подробности взаимоотношений Г. Стайн и Э. Токлас со многими видными художниками и писателями той эпохи — Пикассо, Браком, Грисом, Джойсом, Аполлинером и т. п.

Элис Токлас

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное