Моя жизнь. Том II

Кстати, основываясь на простом прочтении переписки Людвига II и Вагнера, некоторые недобросовестные «исследователи» дошли до того, что стали обвинять в гомосексуализме не только Людвига II (факт весьма сомнительный, не подтвержденный ни одним сколько-нибудь компетентным источником и даже полностью опровергнутый воспоминаниями слуг, собранными в книге «Endlich völlige klarheit über den Toddes König Ludwig II», вышедшей в Лейпциге в 1887 году), но и… самого Вагнера, что говорит об их полной некомпетентности в вопросах психологии, а также совершенном незнании и непонимании исторических реалий того времени и личности, о которой они берут на себя смелость рассуждать. Для эпистолярного стиля XIX века нет ничего необычного в подобных выспренних и чересчур возвышенных оборотах речи, столь непривычных и, пожалуй, даже режущих слух современного читателя своей кажущейся нарочитостью. В подтверждение этого достаточно обратиться к любому доступному эпистолярному источнику того времени, в особенности немецкоязычному, хотя бы к переписке И. В. Гёте или Р. Шумана. Тогда так писали

все, от экзальтированной барышни до мировых классиков; подобный стиль был признаком хорошего художественного вкуса и литературного слога! Эпистолярное наследие короля и композитора не является исключением из общего правила.

Можно сказать, что 10 декабря 1865 года Вагнер пережил свое второе изгнание из Германии. Именно так он воспринимал вынужденный отъезд из Мюнхена. Обида была огромной. Германия в лице неблагодарных баварцев вновь не пожелала стать «страной Вагнера». Что ж, уже в который раз мятежному композитору раскроет свои объятия благодатная и мирная Швейцария.

3

А пока, во время бесприютного скитания в поисках нового места жительства, Вагнера, который находился тогда в Марселе, настигло трагическое известие: 25 января 1866 года в Дрездене умерла Минна. Его давно уже практически ничего не связывало с ней, кроме обязательных ежемесячных денежных выплат. Несмотря на то, что его сердцем владела другая, этот «супружеский долг» Вагнер исполнял регулярно, даже тогда, когда сам едва сводил концы с концами. Почувствовал ли он теперь освобождение от всех своих обязательств? Поняла ли Козима, что ее счастье с Вагнером отныне находится в ее руках? Во всяком случае, смерть бедной Минны расставила все точки над «i» в отношениях неприкаянных любовников. Сама того не сознавая, Минна лишь фактом своего существования находилась по одну сторону баррикад с Гансом фон Бюловом, оставшимся с ее смертью в меньшинстве. Любовный «четырехугольник» распался, «треугольник» же был «нежизнеспособен»; препятствием для неизбежной развязки оставались пока лишь католический брак четы Бюловов, не предусматривающий разводов, и придворная служба Ганса, требующая соблюдения определенных моральных правил.

Сообщение о смерти Минны застало Вагнера слишком далеко от Саксонии; он так и не смог, даже если бы и захотел, отдать жене последний долг… 26 января Вагнер написал из Марселя письмо своему старому дрезденскому другу Антону Пузинелли: «…Твоя телеграмма с печальным известием была передана сюда по телеграфу из Женевы. Это могло быть сделано только вчера, так как я уехал в прошлый понедельник, очень часто менял города и только вчера дал знать, чтобы все письма и телеграммы пересылались сюда. После тяжелой ночи наступило утро, и я чувствую себя в состоянии полного оцепенения – иначе определить мое настроение я не могу: упорно стараюсь на чем-то сосредоточить свои мысли, сам не зная, на чем именно. Мера моих страданий переполнена. Природа предназначила меня творить и создавать все новые и новые художественные образы среди тихой жизни, ограждаемой любящим человеком

. (Здесь и далее курсив мой. – М. З.) А между тем, мне приходилось идти такими неверными, фальшивыми путями, что могу взирать на мир только с улыбкой, которая должна казаться безумной… Жду от тебя, согласно твоей сегодняшней телеграмме, письма в Женеве, и надеюсь, что в начале будущей недели оно будет там. Тогда я подробнее узнаю, как все это случилось, и что вы сделали, ты и мои дрезденские друзья, для устройства похорон жены. Уверен, что, при вашей дружеской заботливости, жена моя предана земле с такими же почестями, какие ей были бы оказаны, если бы она умерла на руках счастливого ее любовью супруга… Мир, мир страшно истерзанному сердцу несчастной женщины!! Все решительно складывается так, чтобы причинить моему сердцу страдания и мучить его тоской! Оно должно быть здоровым и сильным, оно должно выдержать все, что обрушивается на него. Моя бедная жена погибла от того, что она от природы не была рождена для борьбы. Какие страдания! Какой ужас! О, теперь можно ей завидовать: борьба прекратилась для нее без всякой боли! Когда же, когда обрету и я свой покой?..»[659]