Моё "долго и счастливо"

Я поила его подогретым вином и училась справляться с печкой. Это были жуткие дни — я чуть не спалила дом. Не будь он каменным, мы бы точно превратились в погорельцев. Но потом стало легче — может, я перестала бояться или просто было уже всё равно, но после сожжённой каши и выкипевшей похлёбки я всё-таки смогла соорудить нечто съедобное. И с каждым разом оно становилось всё съедобнее.

У нас в универе говорят “practice makes perfect” — да, и дело времени, конечно. Я дни и ночи проводила или у печки, или у больного Алена и, когда мальчишка, наконец, выкарабкался, наши отношения с печкой заметно потеплели.

Ален пугал меня не меньше готовки. Болел он как человек… как ребёнок. Мой двоюродный брат, когда чуть не утопил меня в речке, болел так же — мы здорово тогда вместе простудились. Но он не кричал и не стонал в бреду и не отбивался, когда я пыталась напоить его вином с травами. У меня всё внутри замирала, когда из спальни раздавались эти крики — полные ужаса, настоящего, безрассудного ужаса. И сколько я ни успокаивала мальчишку, он только сжимался в комок — дрожащий худенький комок — и бормотал что-то на непонятном языке, и плакал. Бредил.

Я плюнула на карантинные меры и засыпала теперь, крепко прижимая к себе мальчишку, укутывая его в покрывала и мою накидку, так, что наружу торчал только нос. Ален, когда приходил в себя, пытался возмущаться, но я не слушала.

Спустя неделю этот кошмар закончился, мальчишка пошёл на поправку, но вместо того, чтобы сказать спасибо, заставил меня учить латынь. “Колдовать я сейчас всё равно пока не могу, — сказал он. — Ну и ладно. Пока научись-ка читать. Поверь, Катрин, любая леди может прочесть Библию без запинки. И ты тоже сможешь”.

Я зубрила день и ночь — незабвенная матушка герцога Руи надо мной так не издевалась, как этот кошак недоделанный. А спустя ещё неделю, когда мальчишка окреп, то стал куда-то исчезать — за ингредиентами, как он объяснял. Я не могла возражать — всё равно ничего в магии не понимала. Но когда загадочные ингредиенты были собраны, выяснилось, что нужны они для изменения моей внешности.

— Катенька, — преувеличенно ласково пел мальчик, наступая на меня с гребешком, зеркальцем и котелком чего-то оранжевого, — настоящие леди так не выглядят. Ты обязана стать ожившей мечтой, а у мечты должны быть длинные волосы.

Он всё-таки загнал меня в угол, мальчишка-маг. Амулет Джоан останавливал отнюдь не все его заклинания, особенно, когда этот паршивец окреп. Так что в итоге меня поймали, примотали к стулу и долго издевались над моими прекрасными светлыми волосами, приговаривая: “Расти шевелюра длинная-длинная”. Я ругалась, думаю, Ален узнал много новых русских слов, но его это нисколько не смущало.

С лицом, фигурой была та же история. Меня посадили на жесточайшую диету, меня заставили обливаться какой-то дрянью и есть какую-то дрянь, но результат превзошёл все мои и, кажется, Алена, ожидания.

В более-менее приличное зеркало, которое Ален тоже откуда-то притащил — как бы не из моего мира, кто его, метаморфа, знает? — на меня теперь смотрела фея. Серьёзно, феечка с длинными волнистыми кудрями до колен (обалдеть), с осиной талией (как она только такую грудь выдерживает?), светлокожая (бледнокожая, я бы сказала), и с такими точёными чертами лица, будто их какой-то кубист ваял.

— Господи…

— Не дрейфь, Катька, — фыркнул Ален, швыряя в меня кулёк одежды. — На вот, примерь.

Одежда была женской, дорожной и явно когда-то принадлежала минимум герцогине. Сама я одела её кое-как, но Ален заявил, что так даже лучше.

— Значит так, Кать, завтра твой принц охотится в Сассексе, там у графа чудесные лесные угодья. А ты будешь случайно проезжать мимо… или попадёшь в портал… и по ходу дела на тебя нападут разбойники.

— Настоящие? — испугалась я.

— Нет, — вздохнул Ален. — Я на тебя нападу, хочешь? Ну вот, и когда эти охотнички выедут, кидайся им под ноги. Только не голоси, леди не кричат. Леди вежливо просят о помощи. Поняла меня?

— Угу, — мечтая вцепиться ему в ухо, отозвалась я. — А ты где будешь?

— В твоём декольте, — ухмыльнувшись, ответил мальчишка и взвыл, когда я всё-таки цапнула его за ухо. — А чего ты хочешь? Я снова превращусь в кота, стану невидимым и прикинусь твоим воротником. Катя, пусти ухо! Ты ж пропадёшь без меня, дурында!

— Ещё раз… меня… обзовёшь… вообще без ушей останешься! — пропыхтела я.

— Ладно-ладно, — откликнулся Ален, и я его отпустила. Потирая ухо, мальчишка продолжил:

— Попытайся охмурить своего Эдварда сразу — но не как вы у себя это делаете. Помнишь: леди никогда…

— …не навязывает своё общество, — передразнила я. — Помню я, помню. А это, — я дёрнула себя за волосы, — когда закончится?

— А это надолго, — “успокоил” меня Ален, на всякий случай отбегая подальше, — зато все будут уверены, что ты настоящая…

— Заткнись!

***

Вот так я попала в лес графа Сассекса — чтоб ему пусто было и черти на его могиле польку сплясали.