Молчаливая слушательница

– Миссис Хендерсон. Не волнуйтесь. Уверен, мы найдем Венди целой и невредимой. – Повернулся к столу. – А вы, дети, будьте осторожны.

Отец проводил полицейских к машине. Вернулся за стол, сказал:

– Мы должны помолиться за Венди и ее родителей.

Джой кивнула. Она уже помолилась за Венди раз двадцать, не меньше.

Никто не произнес ни слова; еду, в том числе и холодный застывший соус, дожевывали в молчании.

Джой внимательно наблюдала за отцом, отправлявшимся к Боскомбам с Библией в руках. Он выглядел расстроенным, встревоженным.

Когда Джой и Рут обсуждали это происшествие в ночной темноте, Рут прошептала:

– Хочешь знать мое мнение? Я думаю, он виновен в том, что произошло с Венди.

Джой помолчала и медленно, горько кивнула в знак согласия.

Среди ночи она проснулась от страшного кошмара. Куклы Венди лежали на подъездной дороге, их затылки заливал лунный свет. Вдруг куклы дружно, как одна, перевернулись в грязи, уставились лицами в небо, затем, так же дружно, открыли глаза, сели и выбросили вперед руки. Из глаз потекли пластмассовые слезы, одна кукла запела: «Венди-и-и-и, Венди-и-и-и, где же ты? Вернись». Остальные подхватили, каждая следующая кукла вступала в хор после того, как предыдущая допевала «Венди-и-и-и»; пластмассовые голоса растворялись в сером дожде.

Только Венди не отвечала. Не бежала по дороге, не подхватывала кукол на руки, не вытирала пластмассовые слезы, не цокала языком при виде испачканных красивых платьев и фарфоровых лиц. Последняя кукла пропела «Вернись», все закрыли глаза, легли на спину и вновь перевернулись лицом в холодный грязный гравий – такими их и нашла мама Венди.

Джой колотило. Она просунула руку под подушку – пусть черные бархатные слова из словаря пощекочут пальцы. Однако со страниц соскальзывали лишь слова «смерть», «грязь» и «убийство». Они кололи пальцы, точно иголки. Джой поспешно выдернула руку, сжала ее в кулак, вдавила в щеку.

– Бедная Венди, – раздался у самого уха шепот Рут. – Надо помолиться за нее.

Зажмурившись, Джой молилась – горячо, как еще не молилась никогда. Однако страх и отчаяние не отпускали.

Глава 43

Джой и Шепард

Февраль 1983 года

ХЕНДЕРСОН, Джордж. Возлюбленный брат Билла (покойного), деверь Розы, любящий дядя Сары и Джеймса. Мы будем всегда помнить твой смех, песни, которые ты нам пел, и радость, которую с нами делил. «Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни»[19].

Я вытираю влажный лоб. В кухне стоит удушающая жара, угри не унимаются. Надо взять себя в руки и сосредоточиться. Сосредоточиться.

Констебль Шепард (или кто он теперь?) уже посетил спальню и посмотрел на тело. Теперь он записывает мои объяснения.

– Я несла ему обезболивающее, детектив, – удрученно предъявляю ладонь в голубых пятнах.

– Я старший констебль.

Можно подумать, меня это интересует. Можно подумать, я обязательно запомню и впредь стану обращаться к нему по званию.

– Увидела, что он не дышит, и, кажется, выронила стакан с «Пассионой». Отец любит «Пассиону», детектив. – Я судорожно заглатываю воздух. – Простите. Любил

…

Сообщать о том, что я рванула на поиски Рут, нет необходимости, поэтому я рассказываю, как заметила распухшие губы, отдернула одеяла и… Вновь всхлипываю.

– Выбежала из спальни; меня едва не стошнило.

Он лихорадочно пишет.

– А после того, как выбежали из спальни?

– Позвонила Вики. Нет, позвонила в больницу, а затем – Вики.

Мы сидим за кухонным столом. Шепард – во главе, на месте отца; мы с Вики – рядом друг с другом, напротив стены, где раньше висел гобелен. Большая потная рука Вики сжимает на столе мои ладони. Ощущение такое, будто они погребены под горячей массой из тушеных угрей.

Во всяком случае Вики кивает, подтверждая мои слова.

– Да, так все и было.

– В полицию не звонили? Обнаружив… ремень.

Голос нарочито бесстрастный, как картонная папка. Все внимание сосредоточено на записях, и я приглядываюсь к нему внимательнее. Лет сорока с хвостиком. Непримечательный. Волосы редковаты, рубашка тесновата в животе.

Вслух он этого, конечно, не произносит, но я уверена – меня взяли на прицел.

– Следовало, наверное, только я… не знаю. Отец был мертв, и я подумала, что надо звонить врачу. Глупо, да?

– Нет-нет, милочка. Совсем не глупо. – Вики улыбается, похлопывает свободной рукой по нашим потным сплетенным ладоням на столе.

К горлу подступает тошнота; я бросаю на Вики благодарный взгляд и, высвободив одну руку, смахиваю слезу.

– Да, – изрекает полицейский. – В подобных обстоятельствах трудно сообразить, что делать.

Хочет усыпить мою бдительность? Отнимаю ладонь от лица, Вики хватает ее и кладет назад на стол. Опять в ловушке.

– Я постоянно держу дверь открытой, чтобы слышать его стоны и просьбы о помощи.