Молчаливый голос

Волэн погружался всё глубже, наконец, он увидел тёмный силуэт. Но внезапные судороги в обеих ногах протрезвили рассудок: «Двоим нам не всплыть».

Надсон-Нарбут отчаянно грёб руками, стараясь расслабить нижние конечности, в надежде на то, что спазм отпустит. Жадно глотнув воздух, вынырнувший мужчина цеплялся за ледяной край. Зеркальная кромка крошилась. Волэн не сдавался. Когда от озёрной глади отделился приличный по площади кусок, Надсон-Нарбуту удалось подмять его под себя. Оказавшись на плоте из застывшей воды, мужчине удалось выбраться на более-менее целый участок льда. Вставать на ноги Волэн не решался. Он полз, изо всех сил старался делать это как можно скорее.

«Ханна, моя любимая, мой малыш, что же теперь будет?» – лютые переживания не позволяли сдаваться, расслабляться и думать хоть о чём-то другом. Бестолковая Ингрид, утонувшая в голубых водах, лошадь и сани, всё это было безразлично Волэну. Добравшись до берега, Надсон-Нарбут вскочил на ноги и, обретя ещё одно дыхание, бегом пустился в Кроссвинд.

Небо заволокло седой пеленой, солнце готовилось укрыться за горизонтом. Ступив на землю родного посёлка, Надсон-Нарбут почувствовал, как ноги подкашиваются. Черпая последние силы из внутреннего резерва, мужчина добрался до дома. Отец, мать и несколько её подруг были с Ханной. В воздухе висело нечто пугающее, недоброе и непреодолимое.

– Я не смог привезти старицу.

Мать Волэна, Астрид, спокойно и молча помогала сыну снять ставшую колом промокшую одежду.

– У тебя родилась дочь, дорогой. Сейчас она спит.

– Ханна, – Надсон-Нарбут ощутил, как по левой щеке покатилась слеза, – какая же она молодец. Как любимая себя чувствует?

– Роды были очень тяжёлыми. Она потеряла много… очень много крови…

– Ханна жива? – в глазах матери Волэн прочитал ответ. Он оцепенел, сердце пронзили ледяные осколки. Холод разливался по венам, гася душевный огонь.

Звуки исчезли, картинка в глазах застыла морозным стеклом. Мерзкие трещины беззвучно расходились во все стороны, рваными кусками рушился мир. Умирало пространство и время, только колючая тьма вздымалась из бездны. Голова сильно кружилась.

На смену пустоте медленно приходили ростки золотой пшеницы. Они колосились, разрастались в бескрайнее тёплое море. С голубого ясного неба на Волэна смотрели любящие глаза. Дуновениями ласкового ветерка, несущего ароматы аниса и чёрного перца, дух Ханны прощался с ним. Навсегда.

Если бы не осознание того, что теперь он отец, Надсон-Нарбут не вернулся бы назад, он бы отправился за любимой. Только плачь родной крови требовал, чтобы сердце исцелялось и билось. Крохотная ручка обхватила палец Волэна. Астрид поднесла новорождённую внучку сыну.

Звуки, краски и запахи медленно возвращались. Мир был ранен, но выжил, как и Надсон-Нарбут.

Дочь мило вздыхала, жмурилась и причмокивала ртом. «Она голодна», – Волэн вдохнул неповторимый детский запах, взяв малышку на руки. И он тоже был голоден. Ощутил вновь проснувшийся голод до жизни.

Топот от маленьких пяточек мягким ритмом бодрана зазвучал из детской комнаты. Непоседа Бритт уже проснулась, она вбежала в кухню, где её бабушка Астрид пекла ароматный хлеб с льняными зёрнышками. Пожилая женщина тепло улыбнулась, погладила малышку по спинке и поцеловала в макушку.

– Снегу намело йо-ху-ху сколько! – звонкий детский голос довершил уют скромной семейной кухни. – Хочу скорей пойти погулять.

– Конечно, милая, только позавтракай и умойся. Я подготовила тёплую воду для тебя.

– А где папа и дед?

– Проснулись пораньше и отправились в Кроссвуд. Вернутся вечером.

– Будут охотиться? – Бритт отломила краюху свежеиспечённой булки и намазала тонким слоем масла.

– О да! – Астрид подвинула внучке миску с мёдом. – Я рассчитываю на упитанного кабана, раз уж твой отец отправился с дедом.

– Папа может показать, где тюлени зимуют, кому угодно, хоть кабану, хоть лосю, а даже и медведю! Ха! – Бритт вскочила и продемонстрировала несколько приёмов фехтования деревянной ложкой.

– Не балуйся. Ешь спокойно. Побереги силёнки для игр с детворой.

– Ну, бабуля, ты и кулёма. У меня целый мешок этих силёнок, для всего хватит.

– Будете лепить снежную бабу? – Астрид налила внучке козьего молока.

– Ещё чего! Это для детей. Я построю крепость, наделаю снежков и буду охранять своё ледяное королевство. А вот мальчишки, если захотят задобрить своего гордого ярла Бритт Надсон-Нарбут, пускай слепят пять снежных баб.

Астрид покачала головой, одновременно с гордостью и некой опаской:

– Иди умываться, снежная королева, да смотри не растай.

– Я не снежная королева! Бабушка, царица зимы – ужасно злая. Она проносится по городам и посёлкам, поражая холодом и несметной грустью сердца людей. Только чудо может растопить лёд, оставшийся глубоко внутри её жертв.

– И правда, ты не снежная королева, солнышко, ты наша благодатная весна. Вымывай кислуши, а я принесу полотенце.