Молчаливый полет

I. Последнее чудо[16]

По обломкам сваленных колонн,Тяжело ступая и сопя,Будет шествовать последний слонС незажившей раной от копья.Ни в зоологических садах,Ни на службе у владык земных,Ни на диких европейских льдахНе останется его родных.Где теперь владычествуем, тамХмурый наш потомок-звероловБудет рыскать по его следамС человечьим стадом в сто голов…Он — как мамонт, волосат и рыж,Он — как молния, необорим —

Будем гнать слона через ПарижИ через обледенелый Рим.Слон достигнет Средиземных водОстановится на берегу —И вострубит, подтянув живот,К африканскому материку, —Где его никто не стал бы гнать,Где ему неслыханный приемОказала бы людская знатьВ стынущем прибежище своем.Но поняв, что путь на Юг глубокИ что путь на Север перебит, —Он повалится на впалый бокИ, рыдая, к богу возопит.И ответит чаду своемуБог — спаситель гибнущих внизу:

«Встань, последний! Боль твою примуИ живым на небо вознесу».Бог опустит пароходный кран, —Звякнут цепи с облачных высот,И гигант, покорный как баран,Под лебедку брюхо поднесет —И отверзнется небесный кров,И затрепыхается волнаПод захлебывающийся ревПоднимающегося слона…

Ноябрь 1926

II. Последний час[17]

От ересей, от хвори уцелев,Уже в отставке, но в аншефном чине,Библейский бог, как одряхлевший лев,

Готовится к естественной кончине.И вспоминает он, как в оны дниБыл миру мил порядок фарисейский,Как хрипли голуби от воркотниИ звери понимали по-еврейски;Как, освятив недельные труды,Он в споре с возрастом, уже осенним,Седые волосы из бородыЕще выщипывал по воскресеньям.Какое было горе небесам,Какие невозвратные потери,Когда из-за предательницы самОн первый раз узнал об адюльтере!Как неприятно был он поражен,Когда недомогающая ЕваЕму явила, первая из жен,

Черт знает чем наполненное чрево!..Прошла пора любить и ревновать…И он — как лев у хлева, — умирая,Косится на цветочную кровать,Сплетенную бежавшими из рая…

21 мая 1926

Встреча[18]

На каменного идола в степиНаткнулись мы и рассмеялись дерзко,Но чудился мне голос: «отступи!Над беззащитным издеваться — мерзко…»А он стоял и поразить не мог,Во власти неба, и зари, и стужи,Такой большой, такой забытый бог,Такой обветренный и неуклюжий…

Апрель 1925

Белорусская граница[19]