Молчаливый полет

В горизонт существованьяВросший пальмою мираж,Что он? — жажда караваньяИли страж надежный наш?Только вымысел ли голый,Наши сказки и стихи,Или это протоколыЗаседающих стихий?Протоколы. Аккуратно,Как писец, как секретарь,Я их вел неоднократно,

Вел сегодня, вел и встарь. —Под диктовку первых ливней,Первых рушащихся скалЯ на мамонтовом бивнеПервый лозунг высекал;Я выдавливал на глинеВлажных вавилонских плитПовелительные клиньяСлавословий и молитв;Я на нильском обелискеИ на пресс-папье гробниц

Оставлял свои распискиВ виде змеевидных птиц;Брызгами китайской тушиВ книгу рисовой мечтыЯ врисовывал петушьиИ драконовы хвосты…На папирусы, на шкуры,На бумагу всех временОтлагаются фигурыПоэтических письмен.Кто ж писец и кто писатель?

Мир ли — прах иль греза — прах?Кто из двух законодатель,Кто за кем в секретарях? —Наша жажда караваньяНаш благонадежный страж —В горизонт существованьяВросший пальмою мираж!

31 августа 1927

Контрреволюция[198]

Не как воры вора старшого,Не по приговору Чека,

Обезглавили Пугачева,Расторопного мужика.За мятежную Русь радея,Белым дымом яркой свечиПроводили душу злодеяСердобольные палачи —И болтается по низовью,В Астраханские острова,Обливающаяся кровьюБольшевицкая голова.

7 сентября 1927

О лебеде (В порядке постановки вопроса)[199]