Молчи или умри

— Мне довелось его видеть, — в задумчивости произнес Коев.

— А мне нет. — Дока подозвал официанта и попросил принести пачку сигарет БТ. — Так ни разу и не увидел, даже не знаю как выглядит. Да и знал ли его кто-нибудь еще, кроме Старого? Исчез человек, как земля его поглотила.

Вместе с сигаретами официант принес и ужин: салат из сладкого перца, отварной язык, жареное на решетке мясо, и кувшин красного вина. Дока знал толк в еде. Как видно, был он здесь своим человеком, потому как официант подавал ему отменные блюда, ни о чем не спрашивая. Только посоветовал отведать парной печеночки, мол, сегодня подвезли. Дока уплетал за обе щеки. «Жителям провинции только дай поесть в свое удовольствие, — снисходительно подумал Коев, — ни тебе лишние калории, ни холестерин им не помеха».

— Я сейчас сам себе хозяин. Жена уехала в Софию, за внуками некому ходить. Дочка двойню родила, а она у нас неженка, не привыкла работать, — жуя приговаривал Дока.

Коев подкрепился, выпил вина, и впрямь отменного, и снова подхватил начатую тему о былых временах.

— Человек заглядывал к нам ненадолго, оставаясь в доме считанные минуты. Не раздевался, не присаживался. Перекинется с отцом парой слов и за дверь.

— Как он хоть выглядел? — поднял голову Дока, дожевывая кусок печенки.

— Всегда носил черную шляпу. Таким я его и запомнил. К тому же мама, когда заходила о нем речь, всякий раз вставляла: Человек в черной шляпе.

— А в лицо запомнил?

— Шляпу он нахлобучивал по самые глаза, лба не разглядеть, а вот помню пышные черные усы.

— А волосы? — продолжал интересоваться Дока, ни на минуту не откладывая вилки.

— Да кто его знает. Стоило ему появиться, как Старый выталкивал нас за дверь. Бегите, мол, займитесь чем-нибудь. Мы с сестрой, естественно, стремглав выскакивали во двор или бежали на улицу.

— Мы долго ломали себе голову, куда подевался этот человек, пока не пришли к выводу, что его убрала полиция, и концы в воду. Другого объяснения не нашлось. Враги ведь тоже чуяли, что скоро их власти конец, так зачем же разглашать о новых жертвах…

— Отчего же они сами не сбежали?

— Ума, видно, не хватило.

— Шаламанова судили. На заседании он клялся, что готов нам верно служить, точно так же, как служил царю. Похвалялся своей опытностью, которая якобы еще может нам пригодиться…

— До самого конца не переставал предлагать свои услуги, пока не привели приговор в исполнение. Даже доказательства давал.

— Какие? — затаил дыхание Коев.

— Не спешите, мол, меня жизни лишать, просил. Перед самой смертью я кое в чем разобрался. Грехи на мне тяжкие. Увидите, искуплю я их, еще и вам глаза открою, век меня благодарить будете. «Ты, что ли, — кидались мы на него, — собака, собираешься нам служить?!» Били его прикладами, пока не вмешался бай Петко — нельзя, мол, заключенных бить, не положено. Поставили Шаламанова у выкопанной могилы, щетиной он зарос, на лице живого места нет, одни раны, скулит как пес. Выстрелили мы, а он стоит. Видать, руки у закаленных партизан дрожали, не так-то просто пристрелить связанного человека, иное дело в открытом бою… Как бы то ни было, упал все-таки. Цыган, выкопавший яму, вывернул ему карманы, нашел золотую табакерку. Я разошелся, цыгану затрещину влепил, а табакерку в могилу бросил. От шелудивого пса и золота не надо…

— Может, он и вправду что-то знал…

— Наверное, мог бы многое поведать, да мы, куриные мозги… Что тогда стоило оттянуть исполнение приговора, никуда бы он от нас не делся. Да что толку задним числом волосы на себе рвать, кулаками себя в грудь бить, коли господь бог разумом не наградил.

Коев отпил из своего бокала. Терпкий вкус напитка напомнил ему домашнее вино Старого. Точно такое же, слегка терпкое, отдававшее бочонком…

— Я, Дока, — задумчиво произнес Коев, — сомневаюсь в Соломоне. Этот хитрец кое-что знает.

— Не кое-что, а многое знает. Только молчит, как рыба. И за решеткой сколько времени просидел, и потом в комитет его вызывали — ничего не вытянуть, только отнекивается. «Я, — заладил, — отбыл свой срок. Хватит с меня. Было да сплыло». Окончательно пропился, человеческий облик потерял, на свинью стал похож…

— Встретил я его неподалеку отсюда, на Старопланинской. Запуган до смерти. Говорить со мной не захотел.

— Гм. Тоже скажешь, запуган. Пьянчужка разнесчастный.

— Нет, нет… Шепнул, что хочет мне что-то сказать, но только, говорит, потом. А пока, не тронь меня. В другой раз…

— Не верю, не верю! — Дока нажимал на сочную печенку. — Хоть тресни, не верю. Он мерзавец! Пес продажный!

Коев покачал головой.

— Чего только не бывает на этом свете. Будь что будет, завтра схожу к нему все-таки.

— Валяй, хотя и без толку. В другом месте надо покопаться, а вот где — убей меня — ума не приложу…