Мольер

«Так не угодно ль вам еще меня бесславить,Мне ваших щеголей в пример достойный ставитьИ понуждать меня к ношенью узких шляп,Скроенных так, чтоб мозг в них немощный иззяб?Иль накладных волос, разросшихся безмерно,Чтоб утонуло в них лицо мое, наверно?Камзолов куценьких — тут мода вновь скупа, —

Зато воротников — до самого пупа?Огромных рукавов — таких, что в суп влезают,Иль юбок, что теперь штанами называют,Иль туфель крошечных, на каждой — лент моток,И смотришь — человек, как голубь, мохноног?»

Затем он обрушивается на наколенники; достается всем деталям туалета. К своему несчастью, Сганарель хотел бы заставить будущую жену

«Жить не своим умом, а так, как я направлю.Пусть саржа скромная одеждой будет ей,

А платье черное лишь для воскресных дней;Чтоб, дома затворясь, повсюду не гулялаИ помыслы свои хозяйству посвящала,Чинила мне белье, коль выберет часок,Для развлечения — могла связать чулок,Чтоб болтовня повес ей не была знакома,Без провожатого не покидала дома.

Я знаю: плоть слаба. Предвижу шум и спор,Но не хочу носить я из рогов убор.Ее невестою имея на примете,Хочу быть за нее, как за себя, в ответе».

Сганарель надувается самодовольством, он глупец — в современном смысле этого слова и в том, в каком оно употреблялось в XVII веке: обманутый любовник, муж-рогоносец. Леонора рада выйти замуж за снисходительного Ариста. Но в малютке Изабелле просыпается женщина, справиться с ней будет не так-то легко; это плутовка, у которой сто хитростей в запасе, тип инженю, который мы снова увидим в Агнесе из «Урока женам»; в довершение ко всему она влюблена, и, уж конечно, не в этого монстра Сганареля. С приближением ночи она выскальзывает из дому и спешит на свидание со своим любезным другом Валером, но натыкается на Сганареля. Она ему рассказывает, что оставила Леонору в своей комнате с юношей, которого та предпочитает старику Аристу. Полный восторг Сганареля, чья теория строгости получает таким образом блестящее подтверждение. Изабелла даже утверждает, что вышла на улицу, чтобы не оказаться сообщницей Леоноры. В конце концов простак Сганарель, потирая руки при мысли об унижении Ариста, зовет комиссара засвидетельствовать свою же отставку и устраивает брак своей воспитанницы с молодым Валером. Хитрая девчонка обвела его вокруг пальца и даже заставила его самого поспособствовать своему несчастью. Самолюбивый Сганарель не может прийти в себя от такой наглости:

«Я от коварности подобной, право, нем.Навряд ли дьявол сам сумел бы зло и смелоСо мною обойтись, как эта дрянь сумела!

Я руку за нее готов был сжечь в огне.Но можно ль женщине довериться вполне?Из них и лучшая — одна сплошная злоба;Ведь этот пол рожден, чтоб мучить нас до гроба».

А служанка Леоноры Лизетта (ее с первого же представления играла Мадлена Бежар) то ли в шутку, то ли всерьез заключает, обращаясь к зрителям:

«Коль есть еще мужья с характером таким,Пусть в школу к нам идут — мы им урок дадим».

Как видим, эту пьесу еще нельзя назвать комедией нравов. И все-таки, несмотря на буффонады, неправдоподобные ситуации и недоразумения, она имеет на то больше прав, чем «Смешные жеманницы». Фигуры доброжелательного Ариста, недалекого Сганареля, резвой Изабеллы очерчены великолепно. Мелкие недочеты незаметны в общем потоке, смываются быстротой ритма, живостью диалогов. Ничего тягостного в этой пьесе, все в ней увлекательно. Мольер посвящает ее Месье, своему покровителю. Он пишет: «Я осмелился посвятить Вашему высочеству безделку…»