Молочные зубы

В возрасте, когда подростки самоутверждаются среди сверстников, это действительно имело значение, но ее мать напрочь отказывалась поддерживать модные устремления дочери. Сюзетта мечтала об одежде из каталогов: о юбках макси, шлепанцах на платформе и, в особенности, брюках с лампасами, как у почтальонов. Ради футболки с изображением обезьяны Джулиуса[14]

она пошла бы на убийство. Но мать считала модные веяния глупыми, полагая, что они лишь портят естественную красоту, и утверждала свою огромную власть категоричным «нет». Сюзетте нельзя было носить нравившуюся ей одежду, учиться в автошколе, чтобы получить права, тусоваться после уроков с мальчиками. Мать отвергала все, что помогло бы дочери чувствовать себя комфортно в обществе сверстников. У нее всегда находились причины в виде денег, уроков или дурного влияния, однако девочка не считала, что мама вообще всерьез задумывается над ее желаниями, отвечая очередным отказом. Она вела себя так же, как ее собственные родители, считавшие, что подростки неспособны здраво рассуждать и взрослые, вместо того чтобы идти на поводу эгоистичных желаний детей, должны давить на них своим авторитетом.

Мать не разрешала Сюзетте покупать одежду в секонд-хендах, говоря, что она дешевая. Самой же девочке такой винтажный стиль казался превосходным: расцвеченные блузки из полиэстера и мужские джинсы, закатанные до середины икр. На одноклассников они не произвели особого впечатления, но общаться с ними она перестала по другой причине. Когда здоровье Сюзетты ухудшилось и ее стала изводить унизительная диарея, она перестала посещать факультативы и кружки, в том числе и театральный, где однажды с удовольствием помогала придумывать и изготавливать декорации. Потом прекратила встречаться даже с парой подружек, которых когда-то считала хорошими, в их любимой кафешке. В конечном итоге ее вообще перестали куда-либо звать. Она проводила в одиночестве мрачные, тоскливые часы. Это были ужасные годы, но мать так ничего и не заметила. Несмотря на собственные проблемы, Сюзетта уделяла заботам по дому больше времени, чем мать. Готовила, убиралась, ходила по магазинам, ухаживала за их небольшим садом. Но родительница даже не думала ее за это благодарить и не раз отпускала едкие замечания: «Я только потому и хотела ребенка, так что теперь у меня есть полное право на прислугу с проживанием в моем доме».

После операции на кишечнике Сюзетта пропустила несколько недель занятий, а когда развилась фистула – еще несколько. Но ей все же повезло: школу она окончила вовремя. Школьный психолог позаботилась о том, чтобы девочка в полном объеме получала задания для занятий дома, и настаивала на возвращении в класс. Сперва Сюзетта отказывалась, думая, что все учуют вонь, сочившуюся из-под бандажа у нее под блузкой.

Следующих три года после окончания школы она редко выходила из дома, только за покупками либо в библиотеку. Но при этом извлекала пользу из часов, проведенных в одиночестве: занималась, рисовала, углубленно изучала те или иные предметы. Кульминацией ее жизни стала ежемесячная доставка журналов с глянцевыми фотографиями прекрасных домов и современной мебели. Девушка часами, месяцами, годами собирала эти журналы, вырезала из них иллюстрации и раскладывала их по отдельным папочкам, будто фрагменты пазла под названием «Что бы это могло быть?». Мать дважды в день меняла повязки – тонкие стерильные бинты – на ее ране, которая все не затягивалась. К тому моменту, когда ей показалось, что здоровье позволит ей окончить колледж, Сюзетта настолько неуютно чувствовала себя со сверстниками, что сосредоточилась исключительно на учебе. Другие студенты были всего на пару лет моложе нее, но она так от них отстала в плане жизненного опыта, что предпочла окончить институт искусств на год раньше. Ее портфолио оказалось достаточно внушительным, чтобы обеспечить место в компании, где восходящей молодой звездой был Алекс. Он-то и стал человеком, который помог ей окончательно повзрослеть и принять себя. Сюзетте тогда уже исполнилось двадцать четыре года.

Ее талант Алекс признал, как только они впервые начали сотрудничать. Он называл ее «одаренной от природы» и «глубоко чувствующей эстетику». Между ними быстро завязалась дружба, а потом, в один прекрасный день, она набралась храбрости и позвала его на свидание, решив хоть немного наверстать упущенное время. Сюзетта и сейчас порой вспоминала, как он в ответ улыбнулся – облегченно, но уже в следующее мгновение застенчиво, – а потом кивнул и предложил на выбор тысячу вариантов совместного досуга, будто думал об этом намного дольше ее самой. После первых нескольких встреч их жизнь вошла в естественный, непринужденный ритм. Она рассказала ему об отсутствии опыта взаимодействия с окружающим миром и поделилась опасениями, что так ничего и не сможет наверстать. Алекс научил ее водить машину и не только не стал высмеивать недостатки, которые она раньше себе приписывала, но даже начал хвалить ее за решимость и откровенность.

– Тебя все бросили, – сказал он с ноткой гордости и грусти.