Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба советской молодежи)

Моряк весело ухмыльнулся.

— Да вот, из флота во флот переводят. Новую робу выдали… Да пойдем, пойдем в машину… Там тоже встреча готова!

В машине меня ждал новый сюрприз — за рулем сидел Григ.

— Тьфу, дьявольщина! Плюнуть некуда — везде друзья. Как это вы вместе очутились?

— Да тоже случайно. Влез в такси, а там, глянь-ко-сь — за бубликом старый друг…

— Ну, а вы-то, Григ, как здесь очутились?.. В прошлом году я Боба видел — он говорил, что вы техником где-то.

— Да похоже на это… Я, вот, так себе пролетарский стаж отбываю… Из комсомола меня вытурили… Так я сам себе судьбу строю. Отец-то у меня — кусок интеллигента был… Ну, вот я и хочу года два стажа наездить — тогда, может быть, еще и удастся в ВУЗ влезть.

— «Дети, будьте осторожны в выборе своих родителей»! — хихикнул Володя… — Теперь папаши — это не фунт изюму. У студентов даже поют:

«Дайте мне за два с полтинойПапу от станка…»

Ну, да ничего, мы с Григом сговорились — я ему рекомендацию дам…

— Какую рекомендацию?

— Да партийную.

Я невольно отодвинулся. Володя заметил это и весело засмеялся…

— Черту душу продал?… Так, что ли?… Ну, ну… Едем пока, Григ. Крути на окраинные места — потихоньку, чтобы разговаривать можно было бы… Я дяде Бобу расскажу кое-что…

Оказалось, что Володю из училища штурманов мобилизовали во флот. Потом он скорострельно прошел курс военно-морского училища, несколько лет плавал по морям и теперь получил назначение командиром небольшого военного корабля.

Очевидно, на моем лице было написано большое изумление, ибо Володя, по-прежнему радостно улыбаясь, обнял меня за плечи рукой.

— Что?.. Ссучился[46], думаете, старый белый юнкер?.. Ни хрена преподобного, дядя Боб… Каким был я, таким и остался… А такая уж планида вышла… Пришлось, видите, даже в партию поступить. В обязательном порядке нажали… Ну, и хрен с ней… Дело не в бумажках…

Потом он опять прервал свой рассказ.

— Ну, до чего же я все-таки рад, дядя Боб… Как увидел вас в этапе в Питере — ну уж, думаю, капут — не встретить больше дядю Боба живьем… Оля все глазья себе проплакала…

— А где она сейчас?

— Да в X.[47] Мальчишку няньчит.

— Погодите, Володя. Все-таки объясните толком, как это вы превратились в члена партии и командира флота?.. Карьера для белого юнкера редкая…

— Э… Такая уж, думаете, редкая?.. Думаете — мало таких вот:

«Эх, яблочко,

Сверху красное,А что Врангель придет -Дело ясное»…

Такие, вот, как я, «редисками» зовутся. Сверху красное, а внутри… Конечно, дядя Боб, можно на все это и как на измену посмотреть… Но вы ведь сами, небось, знаете, как нужно здесь, в советской жизни прилаживаться, внeшне, по крайней мере… Назовите это — мимикрией, камуфляжем… А, ей Богу, по моему это простая тактика… Придет время — мы свое дело сделаем… Таких, как я, — немало… Лучше уж мы будем командные посты занимать, чем головой в стенку биться… Может быть, цинично это все. Ну, что-ж делать — большевики научили бороться их же оружием. С волками жить — по волчьи выть. Неприятно, грязно это — а что другое? Теперь, по крайней мере, надо уметь зубы сжимать и выкручиваться… А потом… — Володя засмеялся… — Потом — вы за меня поручитесь, что я не красная сволочь… Ведь правда, дядя Боб?..

Молчаливый Григ повернулся от своего руля.

— Эх, Володя… Смотри — трудно в грязь не влипнуть. Знаешь, брат, коготок увяз…

Володя сделался серьезным.

— Да, конечно, Григ… Если нечаянно

— коготок увяз. А если человек сознательно идет на такую комбинацию — ему виднее, как действовать, чтобы не увязнуть… Нет, брат, ты, может быть, думаешь — шкурник я? Ну, что-ж тебе сказать?.. Другого пути я не нашел, чтобы ближе к своему посту стоять… Конечно, потом «политкаторжане», вот, вроде дяди Боба будут действовать. Но и теперь в аппарате своих людей тоже, ох, как иметь не мешает!.. А насчет партбилета, — ей Богу, предрассудок… Ты ведь тоже комсомольцем был? Ну и что, убыло тебя, что ли?

Григ сумрачно отвернулся и помолчал несколько секунд.

— Да не без того…

— Что, что? Убыло? — с недоумением переспросил Володя. — А что именно?

— Душу замарал, — глухо прозвучал ответ шофера…

— Ну, что-ж, — тряхнул головой моряк. — Прямых путей нам, брат, не давно. Погибнуть — это каждый дурак может… Нет, ты, вот, сукин сын (я это не про тебя, Григ) — ты, вот, сукин сын, говорю, в этой жизни выкрутись, да всякое оружие используй, без всякого там идиотского открытого забрала. В советской политике рыцарям, брат, жизни нет… Умереть, да быть расстрелянным — это, брат, не трудно. Было бы за что! За пустяк — это всякий дурак умрет… Нет, сукин сын, ты, вот, живым останься, выиграй любыми средствами… Потому что в борьбе за Россию — все средства хороши. А пятна души, Бог даст, потом, уже в России, сотрем… Надо уметь драться… А умирать — что-ж? Этим теперь никого не удивишь… Как это говорил Маяковский:

«В наше время умереть не трудно.Сделать жизнь — значительно трудней…»